Решебник по меланхолии

– На чёрный день – так он говорил.

День настал, а карточка так и не пригодилась. Карточка… лицензия… карточка…

Меня как током подбросило. Долго не мог разблокировать телефон. Гудки.

– Алло?

– Тоня!

– Слушай, я тут поспрашивал в конторе, короче, дело – дрянь. Тебе нужен юрист покруче и…

– Стой! Скажи, лицензия позволяет убить кого угодно, даже президента?

– Ну да, ты там умом тронулся?!

– А себя можно, себя можно убить?

На минуту я решил, что связь пропала, потом услышал отдалённые голоса и шелест бумаг.

– Сеня, ты гений! Она у тебя? Так, ноги в руки и дуй ко мне, документы не забудь.

– Понял. Скоро буду. Давай.

В комнате сделалось душно, кружилась голова, я по стенке выполз на балкон, оперся на перила и запрокинул голову. С востока подул сильный, холодный ветер. Я стоял, зажав в ладони жёлтую карточку и не мог надышаться.

«Ветер крепчает. Значит, жить старайся».

Государство

– Странное место.

– Не то слово.

– Какой-то *вырезано цензурой* дом.

– Куда ближе к истине.

Хозяйка квартиры – моя добрая подруга. Жила одна и часто устраивала вписки. Высокая, полнотелая, что называется, кровь с молоком. При этом, черты лица у неё были тонкие.

Мы познакомились, когда мне было тринадцать, а ей пятнадцать.

Славная девушка, что в переводе на русский значит: «нахер отбитая». У старшой был сложный характер, взрывоопасный как баллон керосина.

Я, да ещё один паренёк, звали её сестрицей. Другие не звали, но она приходила сама. Била мокрой тряпкой особо зарвавшихся посетителей. Приводила в чувство обморочных девочек. Мальчиков тоже приводила, иногда.

– В окошко выкину!

– За что? Ань.

– За порчу!

– Я не наводил.

– За порчу государственного имущества!

Государство – трёшка на окраине города. Неплохой ремонт, газ, вода, интернет. Вечное сборище асоциальных типов и маргинальных личностей. Подобных мест много, в любом городе они есть. Но такого я не встречала ни до, ни после.

Там мирно уживались нефоры и чёткие пацанчики, приличные тоже бывали. Балкон восхитительно пропах сигаретами и дешёвым, на разлив, пивом. Мы все вместе напивались, смеялись, утром драили пол.

Кирилл – тот парень, что звал Аню сестрой. Плотно оккупировал кухню и кухонные шкафы. Три года мы пили чай. Он, я и Аня. Маленькая неродная семья.

– Ну, бывай.

– Бывай.

Уехал Кирилл. Через год Аня. Потом пришёл мой черед. Не стало вписок и Государства. Государства, которое я звала убежищем. Государства, которое многие звали вторым домом.

Люби свою обезьяну

– Ма-ам. Где моя розовая обезьяна?

– Твоя баба? В каком-нибудь притоне.

– Сотый раз говорю: «Нет у меня девушки».

– А парня?

– И парня нет! Где Маня?

Маней звали мою первую игрушку – плешивая обезьянка с малиновыми боками, серой мордашкой и кепкой из сине-жёлтых долек.

Это была дружба, воспетая в романах. Всегда вместе, всегда вдвоём. С первых дней жизни, мы были, что одно.

А потом началась школа.

Гимназия, подготовительный класс. Мне разрешили взять Маню с собой. Там много кто игрушки принёс. У белокурого мальчика был самосвал, огромный, с человечком внутри, такой, что все сразу поняли – мальчик крутой. И этот крутой сказал, что моя игрушка страшная, пыльная, и сама я похожа на обезьяну. Оказывается, «обезьяна» – плохое слово. Все смеялись.

– Зато с ней весело!

Манька могла висеть вниз головой, цепляясь за перекладину самым кончиком хвоста. А ещё прыгать с большой высоты и не разбиваться.

С ней мы строили города из книг и подушек и полосу препятствий. Проходили по очереди. У Мани получалось лучше, я не завидовала.

Только это дома. В школе каждый день кто-то приносил новые классные вещи: набор из киндера, куклу барби, настоящий гаечный ключ. Они и в подмётки не годились мой Мане, верной и смешной. Но никто не знал этого и не хотел слушать. Мне стало грустно.

Пятнадцать лет назад я посадила свою первую подругу на полку и больше не снимала.

***

– На чердаке глянь.

Там лежали три старые коробки, ещё с переезда. В одной из них лежала она – маленькая и потрёпанная, состарившаяся даже больше, чем я.

– Привет. Прости, что так долго.

Спустя полчаса на чердак заглянула мама. Она увидела, как её взрослая дочь сидит на полу, прижав к груди малиновую обезьянку и плачет навзрыд.

– Вот поэтому ты и не замужем!

Красная в шапочке

– Серый сказал: «Для сугреву», я и…

– Потом?

– Домой пошла.

– В протоколе другое записано.

Гражданка П. П. Шапочкина и гражданин С. С. Волков распевали матерные частушки под окнами «ООО Фея-крестная», вломились внутрь и вынесли две пары сапогов-скороходов, при попытке бегства упали в колодец, где и были найдены сотрудником ППС.

– Но пирожки донесла?

– Бабушка – это святое!

.

.

.

– Сказочный персонаж…

Небо падает

– Может хоть сегодня упадёт?

– Поглядим…

Мы подняли лица к небу. Туча напала на город. Из глаз её сыпались искры-молнии, крылья её распростёрлись от вокзала на западе и до аэропорта на востоке, а в желудке булькала вода.

– Сейчас рухнет.

Грянул гром, стена воды обрушилась на улицы Ростова.

– Чёртов дождь! Он такой глупый, из-за него небо никак не упадёт.