— Нет, вот как раз именно к Вам претензий нет. Мы все проверили — провал произошел по линии графа де Вилагросса. Только его агенты исчезли, но не были казнены, так что все ясно. А уж выйти на «Донну», «Свистуна» и прочих, кого казнили вчера — для галлийцев труда не составило. Впрочем, и самого графа вчера вместе с ними казнили. Так что Вам повезло.
— Причем здесь везение? Обложили, как кабана в загоне. Если бы не «Маршал», меня бы тоже вчера…
— Кстати, о «Маршале». Как считаете, куда его — в дело, или… — собеседник провел ребром ладони по горлу.
— Грамотен, обучен, прекрасная реакция. Был ценен, свою преданность доказал, когда меня спасал. Да и сейчас бы работал — это же я его сорвал с места. А главное — ему деваться некуда. В Галлии его не просто казнят — кожу с живого сдерут. Такое никаким новым предательством не искупить. Так что спокойно можно его в дело брать. Не подведет, уверен.
Через два дня Энрико прогуливался по улочкам Карраса. Проходя мимо неприметного дома, споткнулся, оперся правой рукой на стену и пошел дальше. В выбоине стены остался маленький камешек. На следующий день в Париж ушло донесение от человека, Энрико не знавшего и ему не знакомого: «Внедрение прошло успешно, «Сирота» приступил к работе».
Глава XVIII
Вечером, когда добрые горожане отмечали день казней, состоялся военный совет.
— Господа, сегодня прилетел голубь из Кале, — открыл его владетельный граф, — утром они увидели на горизонте двадцать четыре вымпела Островной империи. Это не менее четырех полков. Значит, как минимум два из них двинутся к нам, наверняка с ними будет и боевой маг, а то и не один. Наши силы вам известны — два мага, из которых только один боевой, пехотный батальон и лишь один взвод разведки. С такой разницей в численности о надежной обороне не может идти и речи. Я спрашиваю, сколько мы сможем продержаться? Господин майор?
— Боеспособность гарнизона высокая, — начал командир батальона, — запасы продовольствия, воды, пороха и зарядов не просто достаточны, можно сказать — избыточны. Сегодня же снесем, в крайнем случае, сожжем пару деревень, что построились вблизи городских стен, и можно спокойно защищаться. Одна проблема — численное превосходство противника. По обычным раскладам, нас хватит дней на пять, не больше. Пока островитяне расставят штурмовые орудия, нащупают слабости в обороне, пророют траншеи… да, дней пять на это у них уйдет. А потом — все. Два полка нам не сдержать.
— Так что Вы предлагаете? Капитуляцию или геройскую смерть?
— Это на Ваш выбор, — невесело пошутил капитан. — Война — наука точная, чудес она не предусматривает. Впрочем, чудеса — это не по моей части. Может быть, у господина лейтенанта, — он кивнул в сторону де Савьера, — найдется какой туз в рукаве?
— Пожалуй, найдется. Если позволите, господа, я хотел бы предложить опыт обороны Сен-Беа. Мне потребуется взвод разведчиков и очень много пороху.
— Как я понимаю, вдобавок Вы хотели бы получить в свое распоряжение и господина Ажана? — усмехнулся граф.
— С Вашего позволения, я хотел бы, чтобы он возглавил это мероприятие. Поверьте, это очень удачливый молодой человек.
Разговора господ офицеров Жан, разумеется, не слышал — кто бы пригласил полицейского сержанта на совещание по обороне города. Но этого и не требовалось — расклад сил был очевиден. Гарнизон города невелик, а островитяне наверняка прибудут сюда серьезной силой, противостоять которой в бою галлийцы не смогут. Значит, остается тактика, которой два года учили в Клиссоне и о которой рассказывали друзья в прошлой жизни. Те, кто прошли Афганистан и Чечню, Грузию и Югославию. Все это, сведенное вместе, давало шанс на удачу. Небольшой, но и выбора у защитников Амьена не было.
Поэтому еще перед совещанием лейтенант де Савьер был проинструктирован на тему где, когда и что говорить. Единственно, он должен был предложить командиром себя, а Ажана привлечь в качестве советника-консультанта, но все сложилось, как сложилось, времени на пустые разговоры не было и ранним утром обоз из пяти доверху груженых телег в сопровождении трех десятков неразговорчивых мужчин покинул город. Отъехав недалеко от города, свернул с дороги и растворился в густом амьенском лесу.
Двое последующих суток разведчики занимались делом, вовсе для них непривычным — днем сшивать из ткани, что шла на дорогущие непромокаемые плащи, мешки и трубы, набивать их порохом, а ночью копать ямы, укладывать фугасы в землю, присыпая привезенным на подводах гравием, вновь укрывая землей и дерном так, чтобы у проходящих вблизи людей и мысли не возникло о зарытой под ногами смерти.
По окончании праведных трудов де Савьер направился в крепость. В лесу остался лишь Ажан и отданный в его распоряжение взвод сержанта Тома.
Первый удар был подготовлен на дороге из Кале, в дубовой роще. В этом месте дорога проходила по глубокой, метра в три, ложбине. Поросшие густой травой склоны прекрасно замаскировали устроенный на одном из них схрон, в котором и укрылся Жан.