— Леди Силариаль всегда радовали такие пустячки. Я просто хотел угодить королю.
Ройбен зажмурился и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
— Хорошо. Отлично!
Король повернулся к следующему дарителю.
Изящный юноша-фейри с иссиня-черными крыльями церемонно поклонился.
— Счастлив сообщить, что погубил около дюжины человеческих детей. Одних столкнул с крыши, а других завел в болото, где они и потонули, — произнес он нежным, мелодичным голосом.
— Понятно, — сказал Ройбен с деланым безразличием.
На миг он сам испугался того, что мог бы сделать с этим фейри. Король подумал о Кайе. Что сказала бы она, если бы услышала это? Он представил, как она стоит на крыше в своей спальной футболке и трусиках, закрыв глаза, и качается на самом краю.
— Во имя мое? Думаю, ты делал это ради собственного развлечения. Мог бы придумать нечто более злобное и коварное, чем мучить детей, особенно сейчас, па пороге войны!
— Как прикажете, повелитель, — ответил крылатый юноша и поклонился.
Вперед выступил маленький горбатый хоб и торжественно развернул перед троном большой грязный сверток.
— Я убил тысячу мышей, отрезал им хвосты и сплел из них коврик. Приношу этот дар во славу вашего величества!
Первый раз с начала церемонии Ройбен едва не расхохотался. Он прикусил губу, чтобы сдержать смех.
— Мышей?
Король покосился на дворецкого. Руддлз поднял бровь.
— Мышей! — подтвердил хоб, гордо выпячивая грудь.
— Достойное деяние, — милостиво кивнул Ройбен.
Слуги свернули коврик, и хоб удалился, крайне довольный собой.
Шелки низко поклонилась. Ее крошечное тело было укрыто только желтовато-зелеными волосами.
— Я сглазила виноградники. Осенью, когда грозди почернеют, они нальются ядом. Вино из этих ягод ожесточит сердца смертных.
— Ибо сердца смертных недостаточно жестоки без твоего яда, — проворчал Ройбен.
Король нахмурился и подумал, что сам уже рассуждает как человек. И где он этого понабрался?
Шелки не заметила сарказма и расплылась в улыбке.
Так и тянулось дальше. Парад даров и деяний, одно другого страшнее, и все совершены во имя Ройбена, короля Зимнего двора. Снова и снова кровавые дары ложились к ступеням трона. Так кошка приносит мертвую птичку к ногам хозяина, после того как сама всласть с ней наиграется.
И каждый говорил:
— Во имя твое.
Во имя, которого не знал никто, кроме Кайи. Его имя. Теперь оно принадлежало другим. Его именем приказывали и проклинали. Ройбен скалился, улыбался и милостиво кивал подданным.
Лишь позднее, в личных покоях, наедине с ковриком из мышиных хвостов, он дал волю своему отвращению. Как же он ненавидел тварей из Зимнего двора, которые портили или губили все, с чем сталкивались! И себя, сидящего на троне этого царства чудовищ.
Он сидел и рассеянно смотрел на дары, когда стены зала потряс ужасный удар. На голову Ройбена ливнем хлынула грязь, запорошившая ему глаза. Еще удар, и пол закачался у него под ногами.
Ройбен пулей выскочил из покоев. В коридоре он наткнулся на Василька, фейри с волосами-лезвиями, засыпанного пылью, с зияющей раной на плече.
— Повелитель! На нас напали!
Несколько мгновений Ройбен озадаченно смотрел на него. При всей ненависти к Силариаль, в душе он все еще считал себя вассалом Летнего двора. У него в голове не укладывалось, что война уже началась и что Летний двор первым нанес удар.
— Займись раной, — бросил он на ходу, торопясь туда, откуда доносились крики.
Мимо него стрелой пронеслись несколько маленьких фейри, перемазанных с головы до ног. Какой-то гоблин взглянул на него глазами, полными слез, и припустил прочь.
Большой зал был в огне. Свод треснул, как яичная скорлупа, часть потолка провалилась внутрь. Клубы жирного черного дыма поднимались к звездному небу, испаряя падающий снег.
В середине зала стоял горящий грузовик. Оси колес погнулись, кабина была наполовину погребена под комьями земли и камнями, но огромные алые языки пламени прорывались наружу. Вокруг грузовика разливалось пылающее озеро масла и дизельного топлива, сжигавшее все на своем пути.
Ройбен застыл, парализованный зрелищем. По всему полу в грязи и копоти валялись тела, десятки тел: его герольд Пух Чертополоха, Снагилль, украсивший потолок главного зала серебром… Хоб, соткавший коврик из мышиных хвостов, кричал и катался в пламени.
Кто-то налетел на Ройбена и отшвырнул его к стенке. На то место, где он только что стоял, упала гранитная глыба. По полу побежала глубокая трещина.
— Уходите, повелитель! — крикнул Эллебер.
— Где Руддлз? Дулькамара?
— Неважно. — Эллебер крепко схватил его за плечо. — Вы — наш король! Спасайтесь!
Из-за дымной завесы появились фигуры, добивающие упавших и раненых.
— Уводи отсюда фейри! — Ройбен рванулся, освобождая плечо. — Пусть уходят в развалины Киннелона.
Эллебер заколебался. Мимо них просвистели два арбалетных болта и со звоном ударили в то, что осталось от восточной стены. Наконечники были стеклянными, именно такими пользовались при Летнем дворе. Они так остры, что не поймешь, что ранен, пока не истечешь кровью.
— Ты же сказал, что я король. Выполняй!
И Ройбен ринулся вперед, в дымное марево. Эллебер остался позади.