Решительный и правый

— Я бы на вашем месте согласился, — увещевающе, бархатным «адвокатским» голосом сказал ему Гуровский, когда они снова встретились в кабинете Пономарева. — Я вот согласился и — видите — свободен не только духом, но и телом: сегодня буду дома. Напрасно упорствуете, батенька, совсем напрасно!..

— Оставьте меня в покое... — Бен Иегуда посмотрел поверх головы Гуровского: было похоже, будто он глядит сквозь темные очки, за которыми трудно уловить осмысленное выражение. — У меня ничего нет. Меня ограбили... О-о! — Он закрыл глаза и начал медленно покачиваться, что-то невнятно бормоча.

— Ну, вот это, батенька, уже ни к чему, — резко осадил его Гуровский. — Зачем тратить зря драгоценное время? Добродетельные библейские пророки предпочитают не вмешиваться в дела обыкновенных валютчиков. Перестаньте заклинать бога и внимательно слушайте. Свое золото вы взяли еще до ограбления банка.

— Я не говорил вам этого! — быстро сказал Бен Иегуда.

— И тем не менее это так. Я отлично знаком с вашими делами. Вы не могли бы вести их, не располагая крупным золотым запасом. Давайте по порядку... — Гуровский покосился на Пономарева, это была его фраза.

Когда он обстоятельно перечислил все сделки, совершенные раввином в последнее время, Бен Иегуда открыл глаза.

— Хорошо, я отдам последнее, — пробормотал он сдавленным голосом, — хорошо, я останусь нищим...

— Я думаю, до этого дело не дойдет, — благодушно улыбнулся Гуровский. — Зато городские власти, безусловно, оценят добровольный характер нашего с вами взноса. Как-никак мы первые ласточки.

— Первые и последние. Над нами будут смеяться все деловые люди Ростова!

— Вряд ли, батенька, очень сомневаюсь. У них останется один-единственный разумный выход — последовать нашему примеру.

Бен Иегуда снова зло сверкнул на Гуровского своими глазами-колодцами.

* * *

Когда Пономарев доложил Зявкину о «добровольном» взносе Бена Иегуды, лицо Федора Михайловича вдруг посерело, стало каким-то отрешенным, непроницаемым. «Может, я сделал что не так, — с тревогой подумал Николай, — черт их разберет, этих спекулянтов и нэпманов!»

Но пауза длилась недолго. Федор Михайлович привстал из-за стола и, окинув Пономарева посветлевшим взглядом, сказал:

— Вот так-то, Николай, еще один «доброволец» понял, что с Советской властью шутки плохи. Народ только-только начинает оправляться от голода, жизнь входит в мирное, созидательное русло, а они готовы напакостить как угодно, лишь бы сорвать куш побольше!.. Не будет этого, так ведь, товарищ Пономарев? — перешел Зявкин на строгий, официальный тон.

— Так точно, не будет! — отчеканил Пономарев.

— Ну а теперь иди. Да, вызови ко мне Полонского, надо нам с ним кое о чем потолковать.

Секретарь Зявкина попросил Сашу немного подождать: «Федор Михайлович говорит по прямому с Москвой, скоро освободится». Полонский присел на стул и стал в который уж раз рассматривать огромный плакат: на нем был изображен иссохший от голода старик с поднятыми вверх руками и отчаянным призывом на потрескавшихся от жажды губах: «Помоги голодающим Поволжья!»

Рядом висело так же хорошо знакомое воззвание ВЦИК к гражданам России. Вырезка из газеты была тщательно наклеена на картон, местами она уже пожелтела от солнца, и прочитать на расстоянии текст воззвания было невозможно. Но Саша и без того знал его почти наизусть. Особенно вот эти строки, подчеркнутые кем-то красным карандашом: «И вы, крестьяне, и прочие граждане пострадавших губерний, знайте, что не будет ни одного честного гражданина Советской республики, который не будет думать о вашей беде и не будет работать для борьбы с нею! Укрепите ваши Советы и селькомы на местах, объединяйтесь в кооперативах и в производственных артелях, чтобы Советской власти легче было вместе с вами, организованными, одолеть вашу беду». Помогал ли он одолевать эту беду? В чем состоит его, Полонского, вклад в общенародную борьбу за социализм? Разруха, голод, спекуляция и саботаж — все это явления одного порядка, и вы, чекисты, разоблачая саботажников, валютчиков, иностранную и белогвардейскую разведку, занимающуюся подготовкой «взрыва Советов изнутри», идете в одной шеренге с трудовым народом, со строителями новой жизни, не раз говорил Федор Михайлович им, молодым чекистам. И от того, как вы выполните свой долг, зависит не только сегодняшний, но и будущий день республики...