Республика Ночь

– А толку? – Спокойствие не покидает ее. – На флэшке ничего нет. Катя не успела докачать файл: записано всего лишь семьдесят процентов. Эту фактуру вы и так собирались озвучить в прессе после операции. Проще говоря, полная ерунда. Напрасно убили бедную девушку, зря гонялись двое суток за ее братом. Кирилл рассказал то, что я и так знаю, – до него дошла «обманка».

Нукекуби, не дослушав, берется за кочергу. Подцепляет одну дверцу, затем вторую. Створки из раскаленной меди раскрываются, японец швыряет флэшку в камин. Пламя охватывает цилиндрик из черно-белой пластмассы. Футляр трескается от страшного жара, пластмасса плавится, шипя и брызгаясь, как яичница, металл в момент чернеет. Все, капут. Если там что-то и содержалось, теперь ее уже никому не прочитать. ОДНАКО Я НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ. Компромат-сенсация о заговоре людей – полная ерунда? Они собирались озвучить это сами?! Моя голова сейчас лопнет.

– Яриман, – произносит сквозь зубы нукекуби. – Си матта…[71] Ладно, кто же мог такое предвидеть? Система показала: девица докачала файл полностью – а оказывается, вовсе нет. Но я не согласен, мы охотились не зря. Если секретарша смогла озвучить наш план до его вступления в действие, вышел бы фальстарт… Возможно, нас бы арестовали прежде, чем мы приведем в действие бомбы с чесноком. Но теперь все отлично. Взрывы произойдут ровно через час. Все наши адепты на местах готовы – и ждут только сигнала.

Он вновь пронзает ее взглядом: меня здесь как будто и нет.

– Зачем ты убила Карла? – хрипло спрашивает японец. – Он один из наших лучших существ. Ты должна была использовать электрический пистолет.

Зубкову, похоже, ничем не смутить.

– Этот урод превысил полномочия, – заявляет Милена, почесывая икру левой ноги пальцем правой. – Он вошел, увидел флэшку – и полез за оружием. Я с Карлом давно работаю: мужик полвека сидит на «сербе». Зрачки расширены, полный неадекват. Если бы Карл начал палить, я бы тоже погибла. А мне моя смертушка дорога. Пришлось применить самооборону.

Нукекуби кивает. Видно, что Карла ему не жаль, а его судьбой он интересуется исключительно из формализма. Азиаты вообще европейцев за вампиров не считают. Уверены, что сами они древнее, мудрее и красивее.

– Тогда убей его, – зевает он. – И пойдем… Носферату ждет. С флэшкой все выяснилось, парень нам больше не нужен. Наконец-то привезли корову, а то я желудок уже испортил порошковой кровью. Хочу как следует насосаться.

Милена достает револьвер. Надеюсь, я успею плюнуть ей в лицо: видал такое в кино, в сценах убийств беззащитных упырей охотниками за вампирами. И сказать что-нибудь эдакое гордое, в стиле: «На всех у вас крестов не хватит».

Зубкова проверяет барабан. Ее пальцы дрожат. Она опускает оружие.

– Зачем? – Ее голос звучит непонятно для меня – глухо и даже умоляюще. – Он же все равно ничего не знает, а операцию, так или иначе, не остановить. Подержим чувака чуток в подвале. Потом пусть идет на все четыре стороны.

Я теряю дар речи. С нукекуби происходит то же самое.

– Тебе что – серебро в уши попало? – обретает голос японец. – Какого васаби он нам сдался? Тащить, охранять… Знает – не знает, какая разница? Я убью этого ублюдка только потому, что устал его ловить. Не можешь? Тогда я сам.

Он лезет за пазуху кимоно, но Милена быстро встает между нами. Револьвер упирается в нос нукекуби, вампирша шипит, словно взбесившаяся кошка.

– Не трогай его! – Щелкает барабан, у нукекуби отваливается нижняя челюсть. Мне, наверное, следует вмешаться – но я, превратившись в фарфоровую куклу, не предпринимаю никаких действий. За десять минут здесь произошло столько событий, что я не могу врубиться – на чьей стороне мне надо быть?

Слышен скрип открытой двери. Шаги. И голос – высокий, пронзительный.

– Отдай револьвер, Милена. Это оружие – не твое…

…Я не в курсе, есть ли в списке работ хоть одного скульптора изваяние «Три вампира с максимально открытыми ртами». Но если нет, он вполне может лепить его с нас. Милена беззвучно, как управляемый робот, выпускает револьвер – без малейшей попытки сопротивления. Длинные пальцы стискивают белую рукоятку. Молчаливый умиротворенно улыбается…

Зато японец, очевидно, близок к потере сознания.

– Амелин, – умирающе хрипит нукекуби. – ТЫ УМЕЕШЬ ГОВОРИТЬ?!

– Почему бы мне и не уметь? – смеется Амелин, щелкнув японца акриловым когтем по лбу. – Это же естественно. Ты страшно надоедлив. Открой я рот, ты замучаешь меня вопросами: сначала – отчего меня любит босс, а потом – да кто я вообще такой? А я очень не люблю зря трепаться… томодачи.

Он рассматривает обоих – меня и Милену. Револьвер ложится в карман черного комбинезона с черепом. Амелин нагибается: коготь жмет на кофейном столике незаметную с первого взгляда кнопку – размером с горошину. В дверь протискивается дюжий охранник, держа палец на курке автомата.

– Этих двоих – в подвал с серебряной дверью, – командует Амелин, не понижая голос. – После операции босс захочет с ними побеседовать.