Республика Шкид

Послали к Викниксору делегацию.

– Хотим политграмоту как предмет преподавания наряду с прочими – историей, географией и геометрией.

Викниксор почесал бровь и спросил:

– Очень хотите?

– Очень, Виктор Николаевич… И думаем, что это возможно.

– Возможно, да не просто, – сказал он.

– Вы уж нажмите там, где требуется…

– Хорошо, – пообещал Викниксор, – нажму, подумаю и постараюсь устроить.

* * *

Тянулись дни, серые школьные будни. Осень лизала стекла окон дождевыми каплями, и вечерами в трубах печей ветер пел дикие и унылые песни…

В эти дни уставшие от лета и бузы шкидцы искали покоя в учебе, в долгих часах классных уроков и в книгах, толстых и тонких, что выдавала Марья Федоровна – библиотекарша – по вторникам и четвергам.

А политграмота, обещанная Викниксором и не забытая шкидцами, знать о себе ничего не давала; молчал Викниксор, и не знали ребята, хлопочет он или нет.

Но однажды пришла политграмота. Она пришла в образе серого заикающегося человечка. У человечка была бритая узкая голова, френчик синий с висящими нитками вместо пуговиц и на ногах желтые потрескавшиеся краги.

Человек вошел к улиганам в класс и сказал, заикаясь:

– Б-буду у вас читать п-политграмоту.

Дружным «ура» и ладошными всплесками встретила человечка в крагах Улигания. Долгожданная политграмота явилась.

Человечек назвался:

– Виссарион Венедиктович Богородицын.

Это рассмешило.

– Политграмота – и вдруг Богородицын!

– Богородица…

Стал человек в крагах Богородицей с первого же урока в Шкиде.

Начал урок с расспросов:

– Что знаете?

Большинство молчало. Японец же, встав, сказал, шмыгнув носом:

– Порядочно.

– Что есть Ресефесере?

– Российская социальная федеративная республика! – крикнул Воробей.

– Правда, молодец, – похвалил, заикаясь, лектор.

Ребята засмеялись.

– А что есть Совет?

– Власть коммунистическая.

– Правда, – опять сказал халдей.

А Японец, уже переглянувшись с Кобчиком, шептал:

– Липа… Лектор хреновый!

Потом обратился к Богородице:

– Можно вам вопросы задавать? Такая система лучше, я думаю, будет.

– Правда. Задавайте.

Японец, подумав, спросил:

– Когда принята наша конституция?

Сжались брови на узком лбу Богородицы, задумался он… Сразу же поняли все, что и в самом деле «липа» он, что случайно попал в Шкиду и политграмоты сам не знает.

– Конституция? – переспросил он. – А разве вы сами не знаете?

– Знали бы, так не спрашивали.

– Конституция принята в тысяча восемьсот семьдесят первом году в Стокгольме.

Прыснул Японец, прыснули за ним и многие другие.

– А когда Пятый съезд Советов был?

– Ну, уж это-то вы должны знать.

– Не знаем.

– В девятнадцатом году.

– А не в восемнадцатом?

Покраснел Богородица-политграмщик, опустил глаза.

– Знаете, так нечего спрашивать.

– А конституция не на Пятом съезде была принята?

Еще больше покраснел Богородица, съежился весь… Потом выпрямился вдруг.

– Какая конституция?

– Эрэсэфэсэрская.

– Так бы и говорили. Я думал, вы не про эту конституцию говорите, а про первую, что в девятьсот пятом году…

Понятно стало, что Богородица – не политграмота, что снова отходит от Шкиды заветная мечта. Стали бузить, вопросы задавать разные по политграмоте, издеваться.

– Что такое империализм?

– Не знаете?! Всякий ребенок империализм знает. Это – когда император.

– А кто такой Хрусталев-Носарь?

– Генерал, сейчас за границей вместе с Николаем Николаевичем.

До звонка потешались улигане над Богородицей, человечком в потрепанных крагах, а когда вышел он под зюканье и хохот из класса, загрустили:

– Дело – буза… Политграмота-то хреновая.

– Да… Порадовались раненько.

А вечером Викниксор, зайдя в класс, выслушивал ребят.

– Плох, говорите?

– Безнадежен, Виктор Николаевич.

– Слабы знания политические?

– Совсем нет.

Задумался Викниксор.

– Дело неважно.

– Где вы его только выкопали? – полюбопытствовал Ленька Пантелеев.

– В Наробе… случайно. Спрашивал я там о политграмоте – нет ли педагога на учете. А тут он, Богородицын этот, подходит: могу, говорит, политграмоту читать… Ну, я и взял на пробу.

– Пробы не выдержал, – ухмыльнулся Янкель.

– Да, – согласился завшколой. – Пробы не выдержал… Поищем другого.

Больше Богородицын не читал в Шкиде политграмоту. Ушел он, не попрощавшись ни с кем, метнулся желтыми потрескавшимися крагами и исчез…

Может быть, сейчас он читает где-нибудь лекции по фарадизации или по прикладной космографии… А может быть, умер от голода, не найдя для себя подходящей профессии.

* * *

В табачном дыму расплывались силуэты людей.

Пулеметом стучал ремингтон, и ундервуд, как эхо, тарахтел в соседней комнате.

Кто-то веселым, картавящим на букве «л» голосом кричал кому-то:

– Товарищ, вы слушаете?.. Отдайте, пожалуйста, в комнату два. Товарищ…

А тот, другой, таким же веселым голосом отвечал издалека:

– Два? Спасибо…

В комсомольском райкоме работа кипела.

В табачном дыму мелькали силуэты людей. На стенах с ободранными гобеленами белели маленькие, написанные от руки плакатики:

СЕКРЕТАРЬ АГИТОТДЕЛ КЛУБКОМИССИЯ

Викниксор шел по плакатикам, хватаясь руками за стены, потонув в клубах дыма. Но все же отыскал плакатик с надписью: «Политпросвет».

Под плакатиком сидел человек в кожаной тужурке, с бритой головой, молодой и безусый.