Республика словесности: Франция в мировой интеллектуальной культуре

Работу по переопределению и теоретизации понятия ответственности берет на себя Ж.-П. Сартр, который, оставаясь в рамках экзистенциалистской философии, отделяет это понятие от национального морализма, с которым оно было связано исторически, и основывает его на своей концепции свободы. Заявляя, что сам акт письма возлагает на писателя определенные обязательства и предопределяет, что писатель «раз и навсегда в ответе за человеческую свободу»[476], Сартр доводит до предела склонность писателей превращать собственное профессиональное кредо в основу общечеловеческих ценностей; в то же время он делает упор на принципе независимости писателя, противопоставляя его той партийности интеллектуалов, которую в это время исповедуют Луи Арагон и Поль Элюар. Эта концепция, на которой основывается его теория «ангажированной литературы» и которую он увязывает, с одной стороны, с позицией Эмиля Золя, выступавшего в защиту капитана Дрейфуса, с другой — с интеллектуальным Сопротивлением во время войны, определяет его собственную позицию, которую начиная с 1945 года занимает он сам, а также возглавляемый им журнал[477]. Несмотря на то что «Тан модерн» начинает выходить в издательстве «Галлимар» вместо канувшего в лету «НРФ», и это событие наглядно отражает смену парадигмы на символически господствующем полюсе литературного поля, переход от идеи «чистого искусства» к «ангажированной литературе», — нельзя не согласиться с Андре Бийи, когда он усматривает в «блистательном возвышении» Сартра результат победы Левого берега над Правым берегом и триумфа «духа НРФ» над «академизмом»[478]. Эта смена парадигмы открывает дорогу независимой от политических партий левой литературе, играющей роль в определении и разработке левых ценностей, на которые не влияют внутрипартийные подразделения. Несмотря на то что попытка Сартра создать совместно с Давидом Руссе политическую партию интеллектуалов (Революционно-демократическое объединение) окончилась неудачей и сам он в период «холодной войны» занял позицию попутчика коммунистов, ему удалось сохранять независимость своей позиции, действовать в политическом пространстве и не растерять этот престиж, который приобрела благодаря ему фигура ангажированного писателя. Воплощая собой то, что Пьер Бурдье назвал «тотальным интеллектуалом»[479], Жан-Поль Сартр сумел превратить образ левого писателя в парадигматическую фигуру интеллектуала, причем в то самое время, когда новая поляризация литературного поля, спровоцированная «холодной войной», — во многом совпадавшая с расслоением на «снисходительных» и «непримиримых» в кампании послевоенных чисток, — как никогда раньше благоприятствовала укреплению оппозиции правые/левые.

В самом деле, никогда прежде мир литературы не был так радикально разделен в политическом плане. Так называемый «прогрессивный» лагерь, объединяющий как коммунистов, так и некоммунистов, был представлен Национальным комитетом писателей (НКП), институцией, восходившей к Сопротивлению, и такими изданиями, как «Леттр франсез», «Нувель критик», «Тан модерн» и «Эспри». В 1947 году писатели-коммунисты открывают кампанию против засилья популярной американской литературы и возвращения на книжный рынок книг писателей-коллаборационистов. Эльза Триоле, которая закладывает теоретические основы распространения прогрессивной литературы, в марте 1948 году на одной из конференций НКП высказывает сожаление по поводу отсутствия «боевой критики» в «прогрессивном» лагере:

Левые интеллектуалы не понимают, что любая книга — это оружие, которое может быть за нас или против нас.

Боевой критике наших противников мы противопоставляем такую критику, которая отстаивает честь судить о книге лишь по ее художественным качествам. У нас говорят: «Эта книга принадлежит перу писателя большого таланта, таланта пагубного, но тем не менее таланта […]».

В том, что касается суждений о талантах и художественных достоинствах, левые интеллектуалы принимают тезис противника и не верят в ценность нашей литературы[480].