Читаем Республика словесности: Франция в мировой интеллектуальной культуре полностью

В то же самое время и как бы симметрично другие иностранные языки вполне успешно наверстывали отставание от французского. Преодолевая расистский изоляционизм, итало-американское сообщество способствует современному процветанию итальянского языка, который еще совсем недавно учили, словно это мертвый язык, только для того, чтобы читать в подлиннике Данте или, самое большее, для занятий по литературе раннего Возрождения и истории искусств. Я не говорю даже об испанском языке, который отныне можно считать не европейским языком, а вторым государственным языком Америки. Кафедры испанского языка, специализирующиеся в основном на латиноамериканских штудиях, пользуются преимуществами, предоставляемыми постколониальным и вспомогательным исследованиям. Кому сегодня придет в голову изучать французский, сочтя это мотивом эмансипации или приобретения влияния? Сам ход истории и африканская политика Франции превращают французский язык в нечто все более и более неприемлемое для огромной диаспоры по всему миру. Исключение составляют гаитянцы, и на мои курсы, причем только в Нью-Йорке, а это особый случай, всегда записываются несколько из них. Еще детьми они оставили свою родину и, когда поступали в Колумбийский университет, говорили только по-английски. Для всех остальных французский вполне может казаться этакой суммой социального гегемонизма, культурной элитарности и интеллектуального высокомерия, словом, ценностями, которые больше не в ходу. Отсюда происходит искушение, коль скоро у французского языка метрополии или того, что называли метрополией во времена, когда существовали колонии, нет никаких шансов быть реабилитированным во имя какой-то подчиненной культуры, — делать ставку на франкофонию, то есть на литературы и культуры бывших колоний, благодаря чему иные и надеются спасти положение французского языка и культуры в американских университетах. Впрочем, не выступает ли франкофония и наиболее жизнеспособной частью современной франкоязычной литературы?

Согласно имеющимся статистическим данным (American Council on the Teaching of Foreign Languages, ноябрь 1996), число учеников государственных школ, выбравших испанский язык, составило в 1994 году 64,8 % от общего числа изучающих иностранный язык (против 63,8 % в 1990 году), французский — 22,9 % (против 26,9 %), немецкий 7,2 % (против 6,7 %), японский 0,6 % (против 0,8 %). Уменьшение доли французского среди прочих иностранных языков вполне ощутимо — 3,7 %. А в высшем образовании цифры еще тревожнее: французский был выбран 27,4 % студентов в 1986 году, 23 % в 1990 году, 18 % в 1995-м (снижение на 25 % в период 1990–1995 годов), в то время как число студентов, изучающих испанский язык, постоянно возрастает: 53,2 % от общего числа студентов. Интерес к немецкому языку также падает: 12 % в 1990 году против 8,4 % в 1995-м (спад более чем на 28 %, несмотря на небольшой подъем в 1989-м). То же самое и с русским: 3,4 % в 1990 году против 2,2 % в 1995-м (спад после окончания «холодной войны» более чем на 45 % по общему числу студентов). В то время как доля студентов, выбирающих японский, возрастает (соответственно 2,3 % и 3,9 %). Несмотря на то что французский язык остается первым среди вторых иностранных языков (поскольку испанский следует считать вторым первым языком Соединенных Штатов), в некоторых штатах, где изучение языка является обязательным, преподаватели французского вынуждены переквалифицироваться на испанский.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология