Республика Святой Софии

В Пскове владыку Феофила продолжали игнорировать. В том же 1471 г. «попи невкоупнии биша челом Псковоу, что печалоуася били челом великому князю и митрополиту Филиппу о 6-м сборе»[1098]. То есть, с важным вопросом о создании шестого собора в псковской церковной организации псковичи обратились напрямую к великому князю и митрополиту, минуя архиепископа.

В следующем, 1472 г., единая православно-католическая церковь предприняла еще одну попытку утвердить на Руси унию. В Соборе Святого Петра в Риме состоялось бракосочетание по латинскому обряду греческой принцессы Софьи Палеолог, наследницы византийского императорского дома, через доверенное лицо с московским князем Иваном III. Кортеж великой княгини отправился в Москву в сопровождении папского легата епископа Аячского Антония Бонумбре.

Путь византийской царевны пролегал через Псков и Новгород. Во Пскове невесту великого князя встречали с поистине сказочной пышностью: «начаша мед сытити и корм сбирати… И посадники псковский и бояре… изналивавши коубци и роги злащеныя с медом и с вином, и пришедши к ней челом оудариша. И она же приемши от них в честь и в любовь великоу… Тако же и тоу предо Псковом ей велика честь: священником бо противу ея с кресты и посадником псковскым вышедшим; она же из насада вышед на новогородском береге, и от священников благословение приемши, тако же и от посадников и от всего Пскова челобитие…»[1099]

Особо отмечено псковским летописцем, что при Софье находился католический священник: «Свои владыка с нею не по чиноу нашему оболчен бе весь черьвленым платьем, имъя на собе коуколь червлен же, на главе обвит глоухо, яко же каптоур литовскои, толко лице его знати и перстатици на роуках его имеяи непременно, яко роук его никомоу же видти, и в той благословляет, да тако же и крест пред ним и распятье осязаемоу, яко же всем человеком видети вылитое носять пред ним, на высокое древо восткноуто горе; не имея же поклонениа к святым иконам, и креста на собе роукою не прекрестяся, и в домоу святей Троици толко знаменася к пречистеи, и то по повелению царевне»[1100].

Католические обряды латинского епископа вызвали в Пскове удивление и некоторое смущение, но не возмутили народ и священнослужителей. Псков вновь, как и в 1439 г., проявил готовность принять унию, если таково будет решение великого князя.

Как отнеслись к католическому епископу в Великом Новгороде, летопись умалчивает, в ней лишь кратко упоминается, что Софья побывала в Новгороде «и от владыке Феофила благословение приемши и от посадников и от тысяцкых и от всего Великого Новагорода честь и дарове, и поеха скорее к Москве»[1101].

Известно, что Иван III легко относился к религии, а в церкви видел лишь орудие для воплощения своих замыслов. Но не таков был митрополит Филипп. Когда на Москве узнали о намерениях епископа войти в столицу с преднесением легатского креста, Филипп безапелляционно заявил, что в таком случае он навсегда покинет Москву. Бонумбре вынужден был отказаться от этой церемонии. Его дальнейшие переговоры с Иваном III о союзе против турок и церковном единстве также не принесли результатов. Взаимоотношения с Западом свелись к тому, что Иван III позднее пригласил в Москву итальянских архитекторов для возведения кремлевских храмов и башен.

В 1473 г., после грандиозного пожара, испепелившего митрополичий двор в Москве, скончался митрополит Филипп. Глава Русской православной церкви так и не успел закончить начатое им строительство нового Успенского храма. Собором русских архиереев при участии великого князя и его братьев новым митрополитом был избран коломенский владыка Геронтий.

О деятельности новгородского владыки Феофила в эти годы известно лишь, что в 1472 г. он ездил в Псков «месяца декабря в 9… на свои подъезд, и сборовав, и Псков своих детей благословил; и поехал в Новгород декабря, и проводиша его с честью»[1102].

В сохранившемся летописании 1470-х гг. владыка Феофил вообще упоминается крайне редко, что позволило исследователю новгородских летописей А. Г. Боброву предположить, что «с 1470 г. ведение летописания передается в руки магистрата. Возможно, конечно, что „владычная летопись“ за последние годы новгородской независимости существовала, но просто не дошла до нас»[1103]. Интересно, что летописец не просто не считал нужным упоминать о деятельности владыки Феофила, но в тех редких случаях, когда упомянуть его было просто невозможно, сохранял подчеркнуто нейтральный тон, а в описании Шелонской битвы даже позволил себе осудить распоряжения архиепископа. Подобное отношение летописца к человеку, который по новгородскому законодательству являлся главой республики, ярко демонстрирует отношение сведущих в политике новгородцев к своему владыке.