Реставрация в России

«Коммунистическую партию трудно считать оппозицией», констатировала в конце 1996 г. «Независимая газета». Политика партии нацелена не на смену власти, а на ее улучшение: «часть прежней бюрократии, вынужденно оказавшейся в так называемой “оппозиции”, видимо, почувствовала, что многие из тех бывших товарищей, кто находится в исполнительной власти, угнетены отсутствием перспектив роста, к которым они привыкли раньше, и удручены качеством нового чиновничества, которое все больше ворует. Это создает возможность объединения всех, кто раньше был единым целым»32).

Думская фракция КПРФ постоянно критиковала правительство, но поддерживала его при решающих голосованиях. Именно голосами коммунистов каждый раз проходил неолиберальный бюджет. Именно их голосами были утверждены правительства и Сергея Кириенко, и Сергея Степашина, и Владимира Путина в 1998-99 гг.

В 1999 г., когда трудящиеся во многих регионах страны просто голодали, а доведенные до отчаяния работники здравоохранения и образования выходили на улицы, партийные лидеры заявляли, что политическая жизнь в стране «теряет черты опасного антагонизма». Партия видела свою задачу не в защите интересов трудящихся, а в том, чтобы сплотить «силы, отстаивающие приоритет национально-государственных ценностей, сильную и на благо всей страны ориентированную экономику, а также идею возрождения великой России во всех ее ипостасях»33). Каковы будут основы этой экономики, партийные лидеры предпочитали не сообщать.

Напротив, правительство Евгения Примакова, пытавшееся за свои восемь месяцев хоть как-то скорректировать курс в интересах непривилегированных слоев населения, укрепить государственный сектор и подтолкнуть рост промышленности, не получило со стороны КПРФ должной поддержки. Хотя член руководства партии Юрий Маслюков отвечал в правительстве за экономическую политику, лидеры КПРФ относились к этому правительству без особого энтузиазма и не пытались сопротивляться, когда Ельцин отправил его в отставку.

Между тем надежды населения на более эффективный патернализм были заведомо несостоятельны. Специфика «нового капитализма» в России в том, что какие-либо классовые компромиссы на его основе просто невозможны. Даже если бы русская буржуазия не состояла преимущественно из преступников и мерзавцев, она все равно не смогла бы идти на уступки массам, ибо для этого нет ресурсов.

Антонио Грамши в «Тюремных тетрадях» писал про партии, которые были. созданы в одну эпоху, а затем сталкиваются с проблемами другой. Если партия \ не может найти ответов на новые вопросы и организоваться в соответствии с новыми задачами, она «мумифицируется». Партийная бюрократия превращается в «сплоченную солидарную группу, которая существует сама по себе и чувствует себя независимой от партийной массы, а сама партия в конце концов станет анахронизмом и в периоды острого кризиса потеряет свое содержание и уподобится пустой оболочке»34). Однако такая мумифицированная организация может существовать годами и даже сохранять массовую поддержку до тех пор, пока не наступит «момент истины». Российская КПРФ, не имея ни политики, ни стратегии, оставалась крупнейшей партией в стране просто потому, что общество не могло породить ей альтернативу, а власть готова была ее терпеть в качестве «внутрисистемной оппозиции». В сущности, история КПРФ не уникальна. Разве не то же самое происходило с западной социал-демократией в 90-е гг.?

«Давайте посмотрим на себя самокритично, — призывал один из представителей думских левых. — Сегодня мы радеем о судьбах нации в приличном зале, в благоприятных условиях. Оппозиция вовсе не страдает, ни тюрьма, ни полицейские преследования ей не угрожают». В то время, как для большинства жителей страны положение становится невыносимым, «лидеры оппозиции вполне удовлетворены тем состоянием, в котором они находятся»35).