Ресторан «Березка» (сборник)

Он огляделся по сторонам. Мертвая зыбь окружала его. Везде, как застывшие волны, торчали головы других коммунистов, чьи открытые глаза с надеждой глядели на него. Его раздражило выражение этих глаз. Мертвая зыбь окружала его. Резкое сиянье сияющих вершин резало глаза, и трудно было различить в пространстве воздуха лики Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева, Ельцина. Мертвая зыбь окружала его...

Он вынул из кармана широких брезентовых штанов именной револьвер, некогда подаренный ему коммунистами за беззаветность, проверил наличие патронов в барабане и успел застрелиться до того, как к нему подбежал тюремный врач, вызванный по телефону прапорщиком конвойных войск МВД, скучавшим на вахте этого исправительно-трудового учреждения, расположенного на территории Мордовской АССР в двадцати километрах от железной дороги. Он застрелился до того, как к нему прибежал тюремный врач. Он выстрелил себе в голову, после чего успел разрядить всю обойму сами знаете в кого...

«Трах-тах-тах», – слышал выстрелы склонившийся над его бездыханным телом тюремный врач, который не по своей воле пошел после института работать в систему МВД и которому казалось – трах-тах-тах,– что это и не выстрелы вовсе, а последствия его вчерашней дикой пьянки с товарищами и девками

Машина быстрая летит
И в глубине ее – начальник.

Некий философ, проживая на казенной даче и отдыхая вечером в беседке от трудов перестройки, решил под шорох цикад задуматься о коммунистах: кто они такие, куда идут, откуда появились на нашей земле, зачем, за что?..

Пахли пионы, источали благоухание флоксы, зрели яблоки, с дальней дороги доносился еле слышный рев автомобилей, перевозящих туда и обратно советских людей, народно-хозяйственные грузы, – там проходила автострада, там вершилась жизнь; под землей росла морковка, на поверхности укропчик, лучок, салатик, чьи-то дети играли в чижика и лапту, чей-то тенор упрямо выводил «Боже, царя храни», и тихие антикоммунистические звуки эти оседали, стлались, низкие, как туман или плавающий дым костра; пес Лорик подошел, ткнулся философу в колени, наглый комар пролетел, прожужжал и скрылся – верно, сел куда-нибудь ночевать, сволочь, и цикады, цикады, а может, просто русские кузнечики, хозяева среднерусской полосы? Вечерело, терпко веяло черносмородиновым листом, зажглись окна и желтые уютные фонари, чей свет так напоминал цвет хорошего сливочного масла, заиграли позывные коммунистической телепрограммы «Время»; забастовки в Кузбассе, Донбассе, землетрясения, поезд, что вез синильную кислоту, сошел с рельс; в акваторию Ялтинского морского порта входит греческий теплоход, тяжело груженный турецким мылом и китайским стиральным порошком, русский язык засоряется словами «инициатива», «алиби», «конфессия», «конверсия», «консенсус», а вот уж и настоящий туман пополз по темной земле над травой... белый, и трава заблестела, как деньги, от свежевыпавшей росы...

Философ и сам не заметил, как вместо беседки, где он отдыхал от трудов перестройки, он вдруг уже оказался под развесистой яблоней, усыпанной зрелыми плодами, где и стоял в протяженной задумчивости ровно до того самого мига, пока с ветки не сорвалось крупное румяное яблоко, со страшной силой, как палкой, ударившее его по лысой голове.

Лишь тогда он очнулся и вновь задал самому себе и тем самым всем нам вопрос: да кто же они все-таки такие, коммунисты, куда идут, откуда появились на нашей земле, зачем, за что?..

Машина быстрая летит
И в глубине ее – начальник.
И он шоферу говорит
Полнощным голосом печальным:

«Вези, вези меня, Никитин!
Туда, в надзвездные края,
Где буду я, как небожитель,
Или кавказский долгожитель,
Или как просто полубог
Играть и петь, не чуя ног...
Красоток где видны просторы,
Опущены нескромно взоры –
Там жизнь и молодость моя...»

Появилась секретарша.

– Иван Иваныч, пройдите, пожалуйста, в кабинет дирекции.

Иван Иваныч, мелкий начальник, шустро вскочил и быстро-быстро ушел в кабинет дирекции, поправляя на ходу очки и узел галстука. Интересуясь наличием носового платка в карманах одежды.

Ушел и уж будет отсутствовать на протяжении всего рассказа.

Ушел, а мелкий служащий Геннадий Палыч Лбов остался один. Лбова охватило необыкновенное чувство свободы.