Ресторан «Березка» (сборник)

Баба Мариша Вторая в отличие от бабы Мариши Первой была совершенно неграмотная. Баба Мариша была красивая (в Сибири все красивые!), красива этой строгой крестьянской красотой, описанной... и так далее. Да и то верно – в Сибири нравы были мягче, людям вольнее жилось по случаю разбойничьего состава первопоселенцев и полного отсутствия крепостного права на протяжении всего того времени, когда оно существовало в других местах. По улицам сибирских городов ходили медведи, в трамваях ездили рыси, орлы кружили над городом К., соревнуясь с аэропланами. Местное население било хищных животных рогатиной, продавало ценные шкуры чужеземцам, варило водку и ничего не боялось. От всего этого, а также от мощного генного влияния покоренных аборигенов и постоянного притока свежих хромосом других народов России и сформировалась та замечательная красота, которая позволила М.В.Ломоносову заявить, что «богатство России Сибирью прирастать будет», о чем мы можем прочесть нынче на каждом бывшем медвежьем сибирском углу или услышать, когда кто-нибудь где-нибудь выступает, отражая в своих речах сибирскую тематику. И А.П.Чехов, который ехал дальше на Сахалин, заявил, проезжая Красноярск, что на Волге жизнь началась удалью, а кончилась стоном, в Сибири же есть и будет наоборот... Чехов прав, но прав и В.И.Ульянов-Ленин, заметивший по дороге в шушенскую ссылку конца XIX века, что здешние окрестности напоминают ему виды Швейцарии. И хоть в Швейцарии, равно как и в городе Вене, мы пока не бывали, здешние виды, действительно, что-то напоминают, может быть, даже и Швейцарию, потому что очень, очень, чрезвычайно красивы, они, наверное, даже раза в 3–4 красивее, чем Швейцария, которую мы как-то мельком видели по телевизору, красивее и ближе нашему сердцу, потому что – родина...

С годами лицо бабы Мариши огрубело, расширилось книзу, а писать она так и не научилась, не то что я. Деда Саша-плотник умер в 1937 году, и замуж она больше не вышла, даже в мыслях ничего подобного не держала. Держала коровку, хрюшек, кур изрядное количество. Куры неслись и гадили где попало. Неэстетично. Двор. Булыжник. Трава пробивается. Деревянная бочка. В бочке цветет вода, как в озере, как в этих посланиях. Вечер. Баба Мариша стоит на коленях у божнички. За стеной наша атеистическая семья пьянствует с какими-то бывшими героями 30-х годов: футболистами, летчиками, рыбоводами. Все они нынче (дело происходит в середине 50-х) служат черт знает где, но всякими мелкими начальниками. Дядя Гена является начальником говночистов городского треста очистки города, дядя Сидор служит директором стадиона «Динамо». Милиционер ловит меня однажды, когда я курю на пустой зимней трибуне, придя «на каток», и ведет меня в участок, дядя Сидор вступается, говорит, что знает моего отца, и долго потом доказывает мне, что тот, кто курит, никогда не вырастет. Он одет в старую железнодорожную шинель. Глаза у него слезятся. А мне 8 лет, мне буфетчица продала 2 штуки рассыпных папирос «Ракета», я слушаю дядю Сидора и совершенно ему не верю, лишь боюсь, что он настучит матери... Дядя Воля – красавец и бывший моряк – занимается неизвестно чем, у него есть «Москвич», все знают, что он ворует, но посадят вскоре не его, а дядю Андрюшу-кладовщика. Связался с богатыми, вот они его и посадили, вскоре будут говорить во дворе...

Странно, что я забыл, как умерла баба Мариша Вторая и как мы ее хоронили, кто где стоял, какая была погода, что ели на поминках. Обидно, обычно я помню эти печальные сцены назубок. Жалко, а то я бы и ее смерть описал... Скорей всего, я к тому времени уже уехал из города К. и учился в Московском геологоразведочном институте им. С.Орджоникидзе. Старый дом, построенный кулаком-ударником, разломали и снесли, выделив у черта на куличках громадную четырехкомнатную квартиру со всеми удобствами на 5 этаже пятиэтажного дома без лифта. Но там бабы Мариши уже не было, я это точно помню.

Там жили тетя Ира, брат Саша, его первая жена, потом вторая, я это точно помню, хоть мы и раньше отделились, раньше выехали из дедовского дома, съехали в 1960 году, когда послевоенный жилищный кризис начал понемногу спадать, и нам выделили от «папиной работы» двухкомнатную квартиру общей площадью 18 кв. м на улице Красной Армии. Вскоре отец умер, а сестра «заневестилась», и хахали ее спали в кухне на сундуке... В том же самом 1960 году, но еще на старой квартире дедовского дома, где мы жили жильцами, потому что при дележе недвижимости нам ничего не обломилось, в том же самом году и раскурочили суки-взрослые мою первую копилку, мою первую пастушку высотой около 25 сантиметров, сидящую, расправив пышные юбки, и держащуюся коричневенькими ручками за круглые коленки. Алыя губки ея были приоткрыты, белые зубки блестели, яко жемчуг, а взрослые ее раскурочили и все мои денежки оттуда вынули, чтоб их всех коты драли, потому что, видите ли, денежная реформа! Суки, правда! Дом на улице Красной Армии тоже снесли.