Ресурс Антихриста

— Что это и с чем его едят? — внимательно рассматривая содержимое, спросил он.

— А это то, что мы обнаружили в пакетах с деловой древесиной, которая готовилась к погрузке на судно Серебрянского. Это — банальная наркота. Что именно, конкретно сказать не могу, но, как видишь, в своих вычислениях мы не ошиблись. Я изъял только один образец, можешь приобщить его к материалам дела, если посчитаешь нужным.

— Не ожидал, — восхищенно покачал головой детектив. — Честно говоря, это для меня сюрприз. И кое для кого будет тоже. Да, эта вещица сейчас очень и очень кстати.

— Ну и отлично, — произнес Джексон, вынимая из пачки сигарету. — Расскажи мне еще что-нибудь о своей поездке.

— Хорошего мало. Впечатление от поездки у меня не фонтан, тягостное, одним словом — жуть.

— Отчего так? — спросил Джексон, снова закуривая.

— Да вот проехал четыре республики… О Латвии и Литве говорить не буду, сам знаешь, а вот Беларусь и Украина… нищета, бардак, безнадега… Ты ж сам лет пять назад в Крым ездил…

— Четыре, — поправил Джексон, — когда мы в Севастополе встретились.

— Все правильно, четыре. Так вот, там и тогда все это было, а сейчас…

— Еще хуже, — вставил Джексон.

— Намного. Знаешь, какая мысль меня чаще всего посещала, когда я глядел в окно вагона или выходил на станциях прогуляться по перрону?..

— Ну…

— Что я смотрю одно и то же бесконечное кино, унылое, серое, какое-то беспросветное. Я даже не знаю, к какому жанру это отнести.

— Подскажу, — усмехнулся Джексон, — это мультсериал «Чернуха». Все это мне знакомо, я сам недавно в Пермь мотался, повидал…

— Тем более… Больше того, в этом кино создается впечатление, что пленка крутится не вперед, а в обратном порядке, не к горизонтам двадцать первого века, а к временам крепостного права. Народ обозленный, полуголодный, многие в таких одежках, в зоне зеков лучше одевают. В Николаеве, когда стояли, видел такую сценку: подходит к нашему вагону пожилой дедок. С тросточкой, холщевая сумка в руке, пиджачок потрепанный, на нем в несколько рядов ордена, медали. По всему видать — фронтовик. Ну, и просит у проводницы, дай, мол, дочка, бутылочки, если есть. Мужик интеллигентный, видно сразу, ему это все, как на казнь идти… Я, говорит, на войну шел за правое дело, а теперь оказалось мое право лишь бутылки вымаливать, чтоб до следующей пенсии хоть как-то дотянуть. Смотреть на такое… Вынесла ему проводница пару бутылок, больше, говорит, дедуля нет, вагон почти пустой, народ плохо ездит. Знаешь, дрогнуло во мне что-то. Я его тогда на перроне догнал, протягиваю ему пару баксов, говорю, прими, отец, от чистого сердца. Он прослезился даже, поблагодарил и знаешь, что сказал напоследок? Я, говорит, все могу простить своей Родине все, кроме одного, зачем она матерью нам прикидывалась. Мать со своими детьми так не поступает. Поневоле задумаешься, что с нами стало? Ведь были какие-то идеалы, была на уровне культура, была самая читающая страна в мире, а теперь только и слышишь — деньги, деньги, деньги, причем ими бредят и те, у кого они есть, и те, у кого их никогда не будет.

— СПИД, — коротко резюмировал Джексон.

— Что? — удивленно уставился на него Верховцев.

— Союз начал умирать, когда его заразили СПИДом, — пояснил тот. — Но я имею в виду не медицинскую проблему. Нас заразили духовным СПИДом, а это куда страшней. СПИД русской души — вот главное достижение Запада в идеологической войне с Советами. Запад спал и видел, чтоб этот вирус внедрить на одну шестую, как видишь — внедрили, а теперь процесс пошел и идет по нарастающей. Причем, пора цветения уже прошла, цвет осыпался, а теперь вот, ягодки, их черед наступил.

— Да, дожились, дождались времен, когда профессией вора гордятся, слово «бандит» произносится с большим почтением, чем в дни нашей юности «чемпион мира по хоккею».

— Все, что случилось, случилось не вдруг и невзначай, а долго и очень тщательно готовилось, — Джексон потянулся, зевнул и переменил позу. — А начали осторожно, с подмены понятий: бандитов взяли и переименовали в рэкетиров, а рэкет, как явление, фактически узаконили, а что тут, мол, такого, во всем цивилизованном мире так. Мзду бандитам платит практически сто процентов бизнеса, я могу тебе назвать даже расценки по Риге. Проституток, презренных при социализме особ, назвали путанами, а для непонятливых — жрицами любви. Проститутка — было плохо, аморально, а сотрудница интим-сервиса уже и нормально, хотя суть-то дела не изменилась. Жалкий педераст стал называться геем, ну, чем не имя для сказочного персонажа?.. А все это скотство после этого можно назвать мужской любовью. Короче, пидары звучало отвратно, а «голубые» вроде как приемлемо. И уже один такой сладенький мальчик в колготках и сережках, с огромным крестом до пуза, этакое недоразумение, называющее себя дитя порока, вещает по телеку о голубой волне в мировой культуре и о христианской любви к ближнему.

— Ну и что тут такого? — поинтересовался Верховцев. — Гнусный типчик, но стоит ли брать в голову, много чести…