— Я имею в виду телефонный звонок Каретникова в десятых числах июня. Он звонил вам, не припоминаете?
— Может быть… может быть, — пробормотал Серебрянский, наморщив лоб, словно стараясь что-то припомнить. — Не встречались мы давненько, а звонить-то он мне звонит, как с рейса вернется, обязательно отметится. Я ведь ему человек не чужой, крестный все-таки.
Серебрянский погасил окурок о пепельницу и задумчиво уткнулся в папку с документами, лежавшую на его столе. Потом поднял трубку телефона:
— Оскар Адольфович, зайди, дорогой, я с бумагами ознакомился, подписал, все в порядке, можно отправлять. — Он повернулся к Верховцеву: — Извините, Олег Евгеньевич, работа — есть работа…
Олег жестом дал понять, мол, не стоит извинений, я подожду.
Не прошло и минуты, как в кабинет вкатился тучный субъект, с лысой, напоминающей полированный шар, головой. Шустренько просеменив к столу, он, оказавшись между Серебрянским и Верховцевым, мельком глянул на Олега, и неизвестно к кому обращаясь, проворковал:
— Надеюсь, не помешал?
— Ничуть. — Серебрянский протянул ему какой-то документ. — У нас, коллега, необычный гость — частный детектив. Не знаю как ты, а я о них раньше только в книгах читал, да еще в кино видел. Теперь вот и у нас свои «пинкертоны» появились.
Вошедший еще раз взглянул на Верховцева, теперь уже повнимательней, потом поднес листок к Серебрянскому, указывая пальцем на какое-то место в тексте:
— А здесь, Юлий Викентьевич, вы карандашом цифру исправили…
— Да-да, скажи машинистке, пусть аккуратно переделает, а остальное годится, можешь идти.
Подчиненный Серебрянского уже подошел к двери, но тут обернулся и спросил:
— Извините, Юлий Викентьевич, поездка в порт у нас не отменяется?
Серебрянский снова глянул на часы:
— Ни в коем случае, через десять минут выезжаем. Да мы уже, кстати, и закругляемся, не так ли, господин детектив?
Олегу ничего не оставалось, как невнятно поддакнуть — хотя по сути дела он еще не продвинулся ни на шаг, «лимит по Феллини» действительно подходил к концу.
— Я все-таки хотел бы вернуться к тому звонку, — заторопился он, понимая, что ситуация находится под контролем Серебрянского. Стоило Верховцеву потянуть нить разговора в нужном направлении, как она искусно обрывалась его собеседником.
— О каком? — непонимающе уставился на него Юлий Викентьевич, едва сдерживая зевок.
— Я имею в виду последний звонок Каретникова в июне месяце, — уточнил Верховцев. — Или он вам звонил и позднее?
Серебрянский ответил не сразу. Какое-то время он смотрел на Олега испытывающим немигающим взором. Пальцы его рук сплелись в жесткой сцепке, и это говорило детективу о том, что в душе его визави происходит некое внутреннее противоборство. «Или он знает больше, чем говорит, — подумалось Верховцеву, — или решает по ходу, что можно продать, а что оставить под прилавком…» Но вот взгляд Серебрянского смягчился, пальцы разжались, и ладони мягко легли на колени:
— Нет, позже он мне не звонил. Тот звонок в начале лета определенно был последним. О чем мы тогда говорили, я откровенно затрудняюсь сказать, столько времени прошло… Хотя, постойте, мне кажется, он что-то рассказывал об аварии на судне… да, точно, об аварии разговор был.
— Может, еще что-то вспомните, — попросил Верховцев. — При том мизере сведений, что мне удалось наскрести, любая деталь может оказаться очень полезной.
Серебрянский немного подумал и с сожалением вздохнул:
— Увы, ничего добавить к сказанному я не могу, разве… одно предположение я все же рискну высказать. По-моему, в тот раз он еще говорил, что собирается поехать навестить отца, он в Феодосии живет. Вполне возможно он к нему и поехал да подзадержался. Моряки, знаете, народ особенный — у них в отличие от остальных людей как бы другое временное измерение. Тем более, в Крыму сейчас тепло, бархатный сезон, а здесь что делать свободному человеку — дожди, слякоть…
— Уехал и не поставил в известность жену? — размышляя вслух, сказал Верховцев.
— Ну, для начала уточним, что Марина ему уж не совсем жена, а потом, мало ли что между ними могло произойти, мы же не знаем, — произнес Серебрянский, поднимаясь с кресла. — Может, случилось нечто, о чем она предпочла умолчать, не допускаете? Жизнь есть жизнь…
— Все может быть, — Верховцев тоже встал, понимая, что его время истекло. — Ну, спасибо, Юлий Викентьевич, за беседу, за информацию. Приятно было познакомиться.
— Взаимно. А благодарить не за что, я ведь собственно ничем и не помог.
— Ну как же, про Феодосию подсказали, на моем безрыбье и это уже кое-что.