Ресурс Антихриста

— Тем более. Тогда давай как в старые добрые времена заваривай свой коронный крутой чаек на грани чифира.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Джексон, убирая бутылку обратно. — Первым делом самолеты… Тогда чаек будет с брусничным вареньем. Я тут у Аркашеньки в кладовке надыбал запасы, наверно, со времен Горбачева. Думаю, не обеднеет наш частный предприниматель от интим-сервиса от одной баночки.

— Что, Аркадий Давидович занялся любимым ремеслом на профессиональной основе? Сочинский ликбез пошел на пользу, теперь ублажает перезрелых дамочек в свободной Риге? — Олегу было действительно любопытно, как устраиваются в столь непростое время, как нынешнее, люди типа Аркаши, которые с детства были не приучены даже подтирать сопли под собственным носом. — Знаешь, эта берлога не тянет на гнездышко для любовных утех. Я бы на месте любой женщины дальше порога сюда не двинулся.

— Э-э, тут не тот вариант. Аркаша не такой поц, чтоб тяжелый хомут на шею вешать, — ухмыльнулся Джексон. — Он привык бабки делать элегантно, не снимая белых перчаток. Он в интим-бизнесе свою нишу отрыл, ты б ни за что до такого не допер, а Аркаша находчивый…

— И что ж он феноменального изобрел?

— Я всех тонкостей не знаю. Он что-то вроде хитрожопенького диспетчера. Если интересно, сам расспроси, он скоро подойти должен.

Джексон выставил на стол чашки, банку с вареньем, полбатона белого хлеба, нож и ложки.

— А я, когда шел сюда, знаешь кого встретил? Величайшего стихотворца Риги и ее окрестностей.

— Цапа что ли? — догадался Джексон. — А где же его преподобие явилось тебе на глаза своим испитым ликом?

— В подземном переходе, у вокзала. Я его сто лет не видел, еле узнал. Служитель муз, кажется, совсем докатился — такой видон, не берусь даже описать. Тащил какую-то драную котомку, чем-то набитую доверху, я так и не разобрал. Но самое удивительное — довольный до безобразия, рот до ушей, глазки светятся, словно только что наследство на лимон получил. Впечатление, что кризис жанра на этом идиоте не сказался.

— Котомку, говоришь, пер? — переспросил Джексон. — Знакомая картина. Цап на придурочную фантазию всегда был горазд; он в условиях суровой буржуазной действительности разрабатывает тему еще более оригинальную, чем Аркаша. Поэзией и в советские времена только избранные могли себе на хлеб заработать, а сейчас — тем более. Вот Цап и переквалифицировался. Он теперь у нас специалист высшей категории по колбасным обрезкам.

— В каком смысле? — с недоумением спросил Олег.

— В самом прямом, — вполне серьезно ответил Джексон. — Расскажу очень коротко — время жаль терять. Цап, он хоть и идиот, но в конце концов понял, что лавров Бродского или Пастернака ему не снискать, и Нобелевским лауреатом умереть ему не суждено. На этой ли почве или от тоски по навсегда покинувшей его музе, он допился чуть ли не до белой горячки. Остановился только, когда пить уже стало не на что, и на халяву подавать вдруг перестали. Из хаты на пропой вынес все подчистую, осталась только недвижимость — сантехника, двери дубовые, ну, и все такое… А помнишь, какую библиотеку ему покойный папашка оставил, все, все до последнего тома в букинистический снес… А жить как-то надо. Вот и нашел Цап себе дело — повадился на Центральный рынок и, в основном, мясной павильон облюбовал. Остался у него опять-таки от отца приличный костюмчик один, старомодного покроя, но все же… Так вот, Цап разыгрывал из себя в том павильоне Покупателя, этакого состоятельного, вальяжного и очень взыскательного. Все ходил по рядам с ученым видом и пробы колбас и копченостей снимал. Фланирует, важный такой, заоблачный, подойдет к одному продавцу — пробу снимет, подойдет к другому — на зуб попросит, вроде вот-вот купит. Кореша мои со стороны наблюдали, ухохатывались! «В вашем салями не достаточно кардамона, или — в эту докторскую колбасу переложили мускатного ореха из-за чего искаженный вкус, или еще: ваших кур, наверно, коптили на еловых опилках, от нее не птицей пахнет, а горелым янтарем…» Ты хоть знаешь, как горелый янтарь пахнет?

— Бред какой-то, — буркнул частный детектив. — Да мне это и в голову никогда не приходило.