Рэт Скэбис и Святой Грааль

В течение следующих двух-трех минут они появлялись и исчезали еще несколько раз, причем с каждым разом становились все четче по форме и все насыщеннее по цвету. Синих яблок пока что не наблюдалось – самые яркие пятна были красными или желтыми. Люди начали проявлять недовольство. Несколько человек направились к выходу. Видимо, им надоело ждать непонятно чего. Ушел немец, который стоял рядом с нами. Ушла семейная пара с дочкой-подростком, на лице у которой читалась неприкрытая скука. Женщина с черными волосами, сидевшая на скамье рядом с Бельи и Йоханом, схватила за руку своего спутника и резко вскочила на ноги. Впрочем она поднялась вовсе не для того, чтобы уйти. Свободной рукой она указала на стену рядом с кафедрой и что-то крикнула по-французски. Я не понял ни слова, но женщина продолжала кричать, и было явственно слышно, что в ее голосе пробиваются нотки истерики. Может быть, она действительно впала в истерику. Хотя, на мой взгляд, три синих яблока на стене – это еще не повод для истерического припадка.

Уже в следующую секунду вся церковь взорвалась криками удивления и восторга. Все, кто сидел, разом поднялись на ноги. Кто-то истово крестился, кто-то молился, сложив ладони. Два или три человека опустились на колени. Но большинство так и вовсе забыли о том, что они в божьем храме. Люди вставали с ногами на скамьи, чтобы лучше видеть. Люди громко кричали, как будто мы были не в церкви, а на стадионе. В общем, народ неистовствовал. В целом все это напоминало ажиотаж у «Моны Лизы» в Лувре, только здесь возбуждение было стократ интенсивнее. Кто-то выкрикнул: «Чудо!» Какой-то мужчина пробился сквозь беснующуюся толпу, поддерживая под руку очень старую и явно больную женщину, и приложил руку своей подопечной к стене под синими яблоками. Пространство трещало щелчками бесчисленных фотокамер, словно мы вдруг оказались на конференции папарацци. Некоторые снимали со вспышкой.

– Не устаю поражаться на некоторых людей, – сказал Скэбис. Ему приходилось кричать, иначе я бы его не услышал. – Сами снимают со вспышкой, а потом будут диву даваться, что на снимках нет синих яблок. Посмотрят и скажут: мистика, «тайна» Ренн-ле-Шато. А что сами дебилы, в жизни не догадаются. Поистине неистребим человеческий идиотизм.

Представление с синими яблоками продолжалось в течение получаса. Их появилось достаточно много, и хотя в основном это были размытые бледные пятна, людям было уже все равно. Они увидели свое вожделенное чудо. Получили желанное подтверждение. Приобщились к запредельному. Теперь у них не осталось сомнений. Теперь они знали, что это правда: пергаменты, сокровища, все остальное.

Один проблеск солнца в пасмурный зимний день поистине творит чудеса.

На главной улице возникла пробка. Самая настоящая пробка. В Ренн-ле-Шато! Я ни за что бы не поверил, если бы не видел это своими глазами.

Большинство из тех, кто решил задержаться в деревне, в конечном итоге собрались в «Синем яблоке». Тони носился как угорелый, обслуживая посетителей с лучезарной улыбкой и символами евро, мигающими в глазах. Он поставил в обеденном зале еще с десяток дополнительных столиков и поступил очень мудро, потому что, когда мы со Скэбисом пришли в ресторан, там почти не осталось свободных мест. Народу было так много, что столы приходилось «делить», но никто не был против того, чтобы сесть с незнакомой компанией. Тем более что никто не собирался секретничать: все говорили об одном и том же.

Нам со Скэбисом удалось сесть за стол с Дженни и Бельи. В непосредственной близости к нам, за соседним столиком, сидела пара из какого-то маленького городка под Лионом, и они, ясное дело, разговорились с Бельи. Они приехали сюда в первый раз и имели лишь самое приблизительное представление о тайне Ренн-ле-Шато. Им рассказал о ней парень их дочки, который родился 17 января, ровно в полдень. С ними за столиком сидел странный товарищ, который на протяжении всего обеда убежденно доказывал им, что в Солнечной системе есть еще одна дополнительная планета и что Иисус происходит как раз оттуда.

– Он говорит, что Иисус был с другой планеты, – сказали они, когда «астроном» отошел в туалет. – Он вообще странный. Как будто сам тоже инопланетянин.

– Это еще ничего, – сказал Бельи. – Бывает и хуже. Это как с первой женщиной. По прошествии времени, когда вспоминаешь свой первый опыт в любви, ты понимаешь, что эта женщина была не самой умелой и страстной любовницей из всех, которые у тебя были потом, но ты все равно будешь помнить ее всю жизнь. Свою самую первую женщину. И тут то же самое. Вы всегда будете помнить своего первого психа из Ренн-ле-Шато.