Планета Асгрив, отроги средней части горного хребта Теннес. Частное владение.
Женщину привез Кшарм на системном акаторе. Конечно, для такой мелочи тратить ресурс космической боевой машины было, мягко говоря, расточительно. Но Брюс Грэвес сказал быстро, а это значит, надо выполнить его приказ очень и очень поспешно. Второй сын дона Герберта не любил, если его заставляли ждать. Особенно, когда ему не терпелось потрахаться.
Отец к этой слабости сына относился со снисходительным презрением, но никаких мер для ее устранения не предпринимал. Было заведомо ясно, что молодой человек никогда не унаследует криминальную империю клана, а для довольно скромного места, которое ему отведено, такие мелочи были некритичны.
Кшарм - большой шер - альбинос, затянутый в синюю пилотскую форму, сопроводил женщину на веранду и тут же ушел. А она осталась внешне спокойная, только пальцы неосознанно гладили ткань подола белого подвенечного платья.
Брюс - почти двухметровый светловолосый здоровяк с бугрящимися мышцами атлета, смотрел на голоэкране, как она села на деревянную скамью - единственный предмет мебели на веранде, если не считать стола.
- Эта шлюха слишком спокойна, - он недовольно выпятил нижнюю губу. - Как ты думаешь, Сирил, она не окажется ледышкой?
Ответом ему было равнодушное пожатие плечами.
- Если ты не будешь бить ее слишком сильно, возможно, и не окажется.
В ответ на это Брюс скривился:
- Ты не папочка, чтобы поучать меня.
- Конечно, нет, - равнодушное согласие, еще больше раздражающее собеседника.
- О, - Брюс даже причмокнул от удовольствия, обрадованный пришедшей в голову идеей, - ты сейчас пойдешь и трахнешь ее, проверишь, так сказать.
- А больше ничего не хочешь? - Сирил со злой насмешкой посмотрел на него. - Может, мне еще и тебе отсосать сначала, чтобы лучше стояло? - За его словами скрывалось столько всего разного, что даже у опытного психоаналитика голова бы пошла кругом, попробуй он разобраться в подтекстах. Но собеседник был слишком толстокож, чтобы обращать на такие тонкости внимание, пока не получит кулаком между глаз.
- Было бы неплохо, - Брюс взялся за пряжку ремня, но остановился и уже мирным тоном спросил: - Какая муха тебя укусила? Почему ты так злишься? - он искренне не понимал этого и хотел прекратить разгорающуюся ссору.
- Сегодня был плохой день. - Сирил потер висок рукой. - К тому же я не люблю, когда ты начинаешь на меня давить.
- Скажи уж лучше прямо, что тебе жалко эту девку, - хмыкнул Брюс.
- Мне не нравится убивать просто так. - Сирил подошел к бару и достал пару ампул и инъектор. - А ты даже добить не можешь после того, как развлечешься, всю грязную работу мне оставляешь.
- Анни не любит твое слюнтяйство. - Брюс наблюдал за тем, как его брат смешивает препараты. - Она сама говорила мне, что тебя нужно отучать от всей этой святой блажи про милосердие.
- Если Анни так хочется, у нее всегда есть возможность обратиться к отцу с просьбой меня перепрограммировать, не тратя время и силы попусту.
- Папе не нравится, когда ему лишний раз напоминают о твоих... особенностях.
- Отцу много что не нравится, - горько усмехнулся Сирил, - то, что Анни женщина, а не мужчина. То, что из Гарви любая баба может вить веревки и все, на что он способен - это играться с огнем. То, что я не тот, погибший, а его машинная имитация. То, что ты уродуешь половину своих любовниц так, что проще потом добить, чем вылечить...
- Ага, - кивнул Брюс, - а еще он против того, чтобы я приставал к тебе. Типа, между братьями такое недопустимо. Но ты, сука, такой сексуальный. По сравнению с тобой любая баба кажется пресной. Ходишь, дразнишь меня и строишь из себя целку каждый раз, - в его голосе звучали плохо скрытые злость и обида. Сирил не в первый раз уже подумал о том, насколько же инфантилен его брат. Всегда хочет получить желаемое, любой ценой. И не умеет думать о последствиях. Не хочет научиться хотя бы не дуться каждый раз, когда что-то идет не по его хотению. Все-таки Герберт Грэвес, пусть и великий дон Морры, но отец никудышный. Из четверых детей только дочка что-то представляет собой и то с большой натяжкой. А все трое сыновей, включая его самого, совершенно не пригодны к тому, чтобы быть наследниками.
Опасные мысли. Дон Герберт не любит, чтобы его осуждали дети, пусть даже только в мыслях. Особенно он, "живое" напоминание о погибшем любимом сыне. То, что простится тому же Гарви, не простится ему. Нет, отец не станет наказывать болью или чем-то подобным ей. Просто запретит показываться на глаза.
Сирил бы отдал все ради того, чтобы папа любил его хотя бы так же, как прочих своих детей. Но прекрасно помнил свое место. Знал, почему это совершенно невозможно. И был безмерно благодарен отцу за то, что тот его все же терпит, при том что для него это безумная мука. И пусть в терпении великого дона не было иных чувств, кроме голого расчета, это не умаляло признательности сына за проявляемое к нему снисхождение.