Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ)

— Настало время обратиться к вам с просьбой об ответной услуге. — Рымалов говорил тихо, несмотря на то что они с Верой остались в павильоне одни. — Только вот здесь не очень-то удобно разговаривать, кругом глаза и уши. Вы не окажете мне честь отужинать со мной сегодня вечером? В «Мавритании», часов в восемь?

— В «Мавритании»? — удивилась Вера. — А почему именно там и так поздно? Можно же поговорить там, где мы с вами обедали в прошлый раз. Это ближе и удобнее. Вряд ли мой муж смирится с тем, что я поеду вечером в ресторан с незнакомым ему мужчиной.

Ресторан «Мавритания», упомянутый в произведениях Льва Толстого и Николая Лескова, пользовался не самой хорошей славой. Здесь было принято гулять с размахом, во всю ширь русской души. Заведение совершенно не подходило для разговоров, потому что там было шумно и многолюдно. Два этажа, десять павильонов, каждый из которых оформлен в особом национальном стиле, от русского до китайского, — настоящий Вавилон. Особенностью заведения была кухня с огромными прозрачными окнами, совсем как в Большом павильоне киноателье. Через эти окна посетители могли наблюдать за тем, как и из каких продуктов готовятся блюда. Вера была в «Мавритании» всего один раз. Их с Владимиром пригласил туда, явно желая произвести впечатление, один нижегородский купец, которому Владимир помог отстоять права на наследство. Услышав приглашение Рымалова, Вера сразу же отметила в уме специфические преимущества «Мавритании». В таком столпотворении никому ни до кого нет дела. Официанты, мимо которых ежедневно проходят сотни клиентов, вряд ли смогут вспомнить, кто с кем там бывал, если только речь не идет о каких-то выдающихся людях. Певца Шаляпина или актера Качалова[548] они, конечно же, узнают и запомнят. Кроме того, заведение находилось не на улице, хоть и числилось по Нижней Башиловке, а на одной из аллей Петровского парка. Уже в тридцати шагах от ярко освещенного входа вечерами было темновато, а в боковых аллеях так и совсем темно. Да и сами аллеи, расходившиеся в разные стороны, благоприятствовали черным делам. Убивай и беги куда хочешь — на ту же Башиловку, на Санкт-Петербургское шоссе или на север, к дачам.

— Я сегодня очень занят, днем нет времени, — сказал Рымалов резким тоном, исключавшим всяческую возможность возражений. — А мужу жена всегда найдет что сказать. Если захочет. Но вы, Вера Васильевна, захотите, я в этом уверен. Это целиком и полностью в ваших интересах!

«В моих, разумеется, в моих, в чьих же еще?» — подумала Вера и, немного поколебавшись для виду, согласилась. Осведомившись о том, где живет Холодная, Рымалов предложил встретиться в половине восьмого вечера на углу Пятницкой и Климентовского переулка, возле храма Священномученика Климента, и оттуда поехать вместе с ним в «Мавританию». «Совсем не факт, что мы до этой «Мавритании» доедем», — подумала Вера, но обещала быть в назначенном месте в назначенное время.

— Учтите, что в случае вашей неявки я буду считать наш договор расторгнутым, — предупредил Рымалов. — Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Вера только сейчас обратила внимание на то, что складка на переносице, появлявшаяся, когда Рымалов хмурится, похожа на тройную латинскую букву «V», и подумала о том, можно ли считать это особой приметой.

Спустя полчаса она уже ехала на Малую Грузинскую, предусмотрительно сменив извозчика у Гостиного двора. В душе бурлили радость и гордость. Вера считала, что ей есть чем гордиться, и, как ей казалось, не без оснований.

— Да вы с ума сошли, Вера Васильевна! Геройство к вам нейдет![549] Что за самоуправство?! Кто вам разрешил?!

Ротмистр Немысский умел трагически вздыхать и столь же трагически заламывать руки не хуже, чем Качалов или Ленин[550]. А от гнева, сверкавшего в его взоре, можно было растаять на месте, словно Снегурочка. Но Вера не растаяла. Стойко выдержав «драматическую» часть разговора, закончившуюся торжественным обещанием больше никогда не иметь с ней дела (за неимением образа Георгию пришлось перекреститься на портрет государя), Вера попросила чаю, который, по ее мнению, был нужен не столько ей, сколько ротмистру. Горячее нельзя пить залпом, а любое питие мелкими глотками успокаивает нервы. Чай был подан, с лимоном и печеньем, но Немысский к своему стакану так и не притронулся, только одно печенье надкусил. Стараясь не растекаться мыслью по древу, она объяснила, что иного выхода не было и что именно благодаря ее «самоуправству» дело сдвинулось с места.

— Осталось сделать самую малость, Георгий Аристархович. Прикажите вашим людям окружить «Мавританию» и поставьте кого-то следить за нами от Пятницкой. Птичка уже попалась в силок.