Ретроспектива

Она упрямо подалась задницей назад и столкнулась с его пахом. Это невольно заставило её слегка выпрямиться. Стон досады застрял у Миры в горле..

– Ты не умеешь прогибаться? Мне научить тебя выполнять такую ерундовую вещь?

– Я не…

Он ловко надавил ей на поясницу и одновременно – под коленями, заставив Миру схватиться за края станка, чтобы не упасть. Локоть не убирал с её спины, словно приучая к позе, заставляя застыть в ней. Отлично. Теперь её полуголая задница выставлена вверх. С этой мыслью между лопатками Миры прокатилась щекотка.

– Не пытайся сопротивляться. Ты только усугубляешь своё положение.

Наконец, давящая на поясницу рука исчезла. Мира не смела пошевелиться, хотя стоять на полусогнутых ногах было проблематично. В животе хлестал жар, спускаясь вниз и вниз.

Мира попыталась отстраниться от происходящего, эмоционально выйти из собственного тела. Тогда, возможно, её сердце перестанет так колотиться о рёбра. Это действительно происходит с ней? Разве так мысленно закрываться – хороший знак? Разве это не указывает на её желание поскорее всё закончить?

Едва Мира совладала с собой, как её трусы оттянули вверх. Ткань собралась между голыми ягодицами, врезывались в ложбинку. Господи. Какой стыд!

Спокойно! Она продержится, сколько сумеет. Она не станет себя принуждать.

Небольшая пауза продлилась вечностью.

Давай уже, сделай, что надо.

– Какое у нас безопасное слово? – спросил он.

– Красный.

– А медленное?

– Жёлтый, – новые определения Мира почерпала из книги. Её что, экзаменуют?

– Видишь, ты всё же умеешь отличать вопросы от не вопросов, – он ущипнул её за ягодицу, но Мира была готова. Она не дёрнулась, не воспротивилась. Её кожу просто проверяли на реакцию. Если всё в порядке, то дальше последует…

Первый удар был неслабым, но вполне выносимым.

– Считай, Мира, – сухо напомнил он.

– Один.

Второй шлепок вышел немного сильнее и пришёлся на другую ягодицу.

Третий был жалящий, кусачий. И попал поперёк задницы.

Между ударами оставались паузы. Вермеер не дразнил. Не играл. Он вкладывал силу в удары. Должно быть, это не максимально жёсткие шлепки, но и явно не халтурные. Рука его была не тяжёлой, не лёгкой – такой, как надо. Он не пытался ни юлить, ни доставить удовольствие. Мира получала именно наказание, но отторжения от этого не испытывала.

Четыре и…

– Пять.

Ладонь задержалась на заднице, немного потёрла её. Затем кожи коснулась вторая рука: прохладная, успокаивающая. Мира тихо простонала в кулак.

– Добавлю ещё пять.

Он сделал это нарочно. С самого начала знал, сколько нанесёт ударов, но позволил Мире потешить себя надеждой, словно всё позади.

Следующие шлепки оказались не похожими друг на друга. Один вышел звонким, другой – с оттяжкой, как и последующие. Последний получился очень неожиданным. Мира вздрогнула и непроизвольно поддалась вперёд, а затем назад, врезавшись в чужое бедро. Прикосновение успокаивало саднящую кожу, поэтому на секунду она невольно прижалась к нему задницей.

– Сомкни ноги.

Мира послушалась и слегка выпрямилась. Это была короткая передышка.

Вермеер отошёл к комоду и вскоре вернулся. Встал сбоку, чтобы Мира видела то, что у него в руках. Эту вещь она знала. Он показал флоггер ближе, позволяя Мире принять решение.

– Я дам тебе пять ударов многохвостной плетью.

Мира кивнула. На лбу выступила испарина. Все мышцы, как струнки, натянулись от ожидания. Её задница наверняка горела красным фонарём. А какой яркой она станет после многохвостки, в какое зрелище превратится.

Наконец, концы плети обожгли кожу первым ударом. Мира сжалась, но заставила себя расслабиться.

– Мира, – протянул он с предупреждением. – Считай.

– Один.

Ощущения запутались, но Мира не успевала прислушаться к ним. Она просто пропускала их через себя, точно была сквозным нечто. Кожа горела, кровь шумела в ушах. Всё внутри подрагивало.

– Два.

С дыханием стало трудно совладать. Мира хватала вдохи между ударами и выталкивала из себя воздух, когда плётка била её.

– Три.

Состояние непривычной разрозненности, почти шока, когда даже грань между сознанием и реальностью стирается. Мало чему удавалось произвести на неё такое впечатление. Это было немного похоже на опьянение, только сильнее. Стыд, головокружение, тревога и возбуждение – убийственный коктейль. И Мира никогда не испытывала его на себе. Она не в силах это контролировать, влиять на это. Только принимать или не принимать.

– Четыре.

Мира начала коротко дышать ртом. Пары воздуха оседали на кожу обивки, делая её влажной, скользкой. А сам воздух был таким горячим, что Мире казалось, он расплавит ей лицо.

– Пять, – полустон, полускулёж. Только теперь она поняла, отчего так стиснуло в рёбрах: Мира едва ли не впечаталась грудью в поверхность станка.

Отброшенная плётка издала глухой стук.

– На пол. На колени.

Мира послушалась механически, почти не осознавая, что приказ отдан именно ей. Она просто следовала голосу – единственному оставшемуся ориентиру в комнате. Ткань юбки скользнула по её воспалённой заднице. Колени засаднили сразу, как только она опустилась на них.

– Смотри на меня.