— Ещё один плюс: любовница может вообще не рожать, не подвергать риску свою жизнь. Жить в своё удовольствие.
— А ежели получится ребёночек?
— По-разному. Можно признать, снять с любимой женщины заботу и отправить его в семью, там он будет воспитываться наравне с другими наследниками…
— Чужой женщиной?
Беседа, сама не ведаю отчего, меня заинтересовала. Интересны мне всё же их порядки.
— Какой чужой? Женой. Супруга воспитанием наследников и занимается. Затем и нужна женитьба.
— А если не захочет та женщина, что любимая, с детём расставаться?
Глянул снисходительно, но взъерепенившуюсю меня из объятий выпустил, дал сесть.
— Никто и не заставляет. Выбор есть, можно и оставить, тогда бастардом растить, такое тож не редкость.
— Интересные порядки у тебя… как ни глянь, всё полюбовнице лучше, чем жене, — глянула в окно, убедилась, что солнце только встаёт и время есть ещё, — была бы ондолийкой — вообще бы замуж не вышла. Была бы полюбовницей, сколько век позволит, — скинула простыню, оседлала мужские бёдра, — жаль, что бабий век короткий…
Последнее произнесла едва слышно, насаживаясь сама на готовый ствол, ловя последний, полный любования взгляд, прежде чем закрыть глаза…
Впереди прекрасный день. А день, что начался вот так, плохим быть не может.
Ну и дуры их бабы, будь покойный князь хоть вполовину так умел в спальне и силён мужски, я бы его почитала, как Мать-Землю, хоть итак никогда неуважением не обижала.
Стоило только прогнать утреннюю негу и томление, как заспешила к своим вьёрнам. Те уже терпеливо меня дожидаются, кружа над замком свои танцы, торопятся с доносом. А торопиться было чего. Картина, что они мне показали… не была я к ней готова. Ждала чего угодно, но не того, что как только башенные часы пробили полночь, из ондолийской свиты отделился мужчина, оставив остальных в трактире.
По пустынным, узким мощённым улочками, он пробирается к роще, что аккурат подпирает… подпирала крепостную стену… Прячась в тенях, что отбрасывает низкая, покатая луна…
____________
Тот самый вельможа, с которым Тосэя наша забавлялась.
Кафтан сменил на крестьянский. Неужто думал, что не признает никто?
“А что там голубки наши?” — кликнула Тулупчика, что сидит тут же, на скамейке, двумя лапками держит очередную креветку, что собирался проглотить.
“А всё. Окончилась лубовь. Замуж он её позвал”, — крысиная пасть зачмякала кушаньем.
“И?”
“И усё. Тойка наша хоть и ветреная, но свободу свою любит не меньше, чем ухажёров менять”.
“От ворот поворот, значит…”
Крыс не ответил, заглотил очередного гада. Молчание — знак согласия.
Я с этого… да и с другого Ондолийца за всё спрошу! Был бы кто свой — наказала бы не меньше. Хоть и представить не могу, кто бы из итвозцев на такое мог решиться. Любой горожанин знает — виновного всегда отыщут, редко какое злое деяние у нас без наказания обходится.
Написала казначею. А когда тот прислал мне требуемое, сверху прилетела причка от Вереха: Тосэя просит с княгинюшкой свидеться. Дело у ней личное, деликатное.
Вооружилась талмудом от казначея, лишь взгляд в него теперь пёк меня изнутри, аж дышать, собака, не даёт. Одно дело смириться с потерями. Никто в Итвозе не сумел бы мне возместить убытки от спаленной рощи, но вот этот заморский шутник — явно не последний человек у себя на родине. Последние в сваты с королями не ездят. А по сему: своё я стребовать намерена. Да ещё и сверху… ну это хорошо бы. Попытаться можно.
А пока же Тосэя ждала меня у двери княжеского кабинета, куда я вышла аккурат с тайной тропы.
— Пошли, — чернобровка двинулась за мной.
Как же хороша! Любо-дорого посмотреть! Жалко, что девка замуж не хочет за ондолийца, а то бы можно было такой калым за неё стребовать… ну да ладно. Да и не дочь она мне…
А богатства бы здесь остались, как ни крути…
Не мои то деньги, негоже и горевать по ним!
— Рассказывай.
— За защитой я пришла, княгинюшка. К тебе, больше не к кому, ты одна меня и понять сможешь, и защитить. Страшно мне, — слушаю, вот и слышу, а всё одно: любуюсь. Как коса чёрная на солнце блестит, щёчки гладкие раскраснелись, губы, что малина… Ох, хороша Тосэя! Да она не вельможи, такая и короля достойна!
Чумную, дурную мысль прогнала подальше. У короля тут только одна зазноба, а Тосэю ему лучше бы и вовсе не видать!
— Всё, как на духу рассказывай, тогда и мне ловчее тебе помочь будет.
— Есть среди гостей ваших, купцов иностранных, один. Ладный, видный. Мы гуляли с ним несколько раз. Поозорничали, — карие глаза блестнули, дабы я не сомневалась, как озорничали, — я-то думала: веселимся просто, он заезжий ведь. А он замуж меня позвал…
— А ты, стало быть не хочешь?
— Что же я совсем полоумная?
Вот сейчас немного не поняла.
— Поясни.