Рецензии на произведения Марины Цветаевой

Цветаева начала печатать свои стихи за два года до войны. Она была тогда совсем молодой беззаботной девушкой с золотыми волосами, страстной жаждой жизни и грустью, что все проходит слишком быстро и миг упоения слишком краток. В московских салонах и на литературных вечерах часто можно было встретить ее статную фигуру и услышать сильный и звонкий голос. Она писала стихи о молодости, о легкости творчества, о том, что ее стихи слетают с уст так же естественно, как «брызги из фонтана, как искры из ракет».[489] В первые дни войны она была уже известна. По всей России декламировали ее стихотворение-эпитафию на вымышленной могиле:

Прохожий, остановись!
Прочти — слепоты куриной
И маков набрав букет —
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.[490]

Уже в этих стихах чувствуется какая-то необычность, дерзкость. Она сама признавала, что «…любила / Смеяться, когда нельзя!» Она вообще любила все делать наперекор, не ведая никаких запретов, и, может быть, поэтому в период русского Парнаса — период господства холодной эстетической школы во главе с Брюсовым — неожиданно трансформировала лирические народные мотивы и полный слез «жестокий романс» в буйный, остро эмоциональный стих. Его назвали «цыганским» за этот сильный и страстный тон. И так же наперекор, когда началась революция, Цветаева воспела XVIII век, короны и престолы, великосветских герцогинь, международных авантюристов.

Лирика Цветаевой в основном любовная. Но какое различие между ней и преуспевшей Ахматовой! Молодая Цветаева пишет распахнуто и светло, ее любовь мятежна, пламенна, почти всегда выплеснута наружу — и в радости, и в грусти. Но грусти меньше, чем страстной жажды жизни. И только в 1918–20 годах в душе поэта происходит перемена. Новый сборник стихов, волнующий мрачной серьезностью, романтическим трагизмом, называется «Разлука». Это разлука с прошлым, с тем, что раньше манило и влекло. И даже если ненадолго вернется любовь — мы не уверены, что злая судьба не убьет радость.

Смуглой оливой
Скрой изголовье.
Боги ревнивы
К смертной любови.

А дивное стихотворение:

Уже богов — не те уже щедроты
На берегах — не той уже реки.
В широкие закатные ворота
Венерины, летите, голубки! —

уже означает окончательный поворот в творчестве Цветаевой. Ей открылась, как сказал Оскар Уайльд, другая сторона сада.

Я знаю, я знаю,
Что прелесть земная,
Что эта резная,
Прелестная чаша —
Не более наша,
Чем воздух,
Чем звезды,
Чем гнезда,
Повисшие в зорях.

Цветаева пришла к мысли, что больше незачем стремиться к земной славе, что внешний успех не всегда равнозначен победе внутренней, духовной, что пути тела и духа различны и противоположны, что во имя познания мира и совершенства нужно бежать суровой и мерзкой действительности. Так возникает пропасть между тем, что есть жизнь и что выше жизни, к чему стремится поэт. Подобно Дон Кихоту, Цветаева уходит в мечты, вымыслы, чистую духовность, подальше от половинчатости, компромиссов, глупости тупой и пошлой толпы.

Конь — хром,
Меч — ржав.
Плащ — стар.
Стан — прям.

Она преодолевает любую косность — умственную, физическую, литературную. Единственная ее цель — дойти до главнейшего, до сути в идеях, людях и природе. Мир, в котором она живет, свободен от всего случайного, поверхностного: это строгий и чистый мир абсолютных крылатых взоров, превозмогающих земное тяготение.

Цветаева более других презирает ограниченность, пошлость, главенство тела, которое сковывает душу. С иронией, почти с гневом, превращающим стих в острую сатиру, разоблачает она в поэме «Крысолов» вымышленный немецкий город Гаммельн, где живут сытые провинциалы и правит «Мера! Священный клич!», где главное — умеренность, узаконенность и вечная шаблонность:

Даже сходи с ума
В меру. Щелчок на фунт!

Ирония перерастает в гнев, когда Цветаева говорит о «людской косности» под спудом лжи, лицемерия и грубости, обо всех мерзостях нашей жизни. Она постоянно подчеркивает, что за пределами этого мира несовершенств существует царство духа, где все мы цари.

…………………………..Есть
Здесь, над сбродом кривизн —
Совершенная жизнь:
Где ни рабств, ни уродств,
Там, где всё во весь рост,
Там, где правда видней:
По ту сторону дней…[491]

Она знает, что

Не задушена вашими тушами
Ду — ша![492]