Рецепт апокалипсиса от Учиха

Несмотря на все успехи в учебе, большинство учеников академии продолжали считать Наруто неудачником или радостным идиотом, в лучшем случае. Слишком шумный и непоседливый Узумаки постоянно влипал в неприятности или привлекал негативное внимание учителей, за что остальные дети его частенько дразнили. А сам Наруто был слишком добродушным, чтобы добиться уважения силой, отметелив особо остроумных, впрочем, не так уж сильно его трогали эти насмешки, потому что я каждый раз говорил ему, что они просто завидуют его способностям. Дети часто бывают жестоки и даже не осознают этого.

Вообще Наруто был похож на маленького щенка — непоседливого, игривого и дружелюбного, который так и норовит накинуться на кого–нибудь, чтобы облизать в знак приветствия. Каюсь, научившись делать хенге не только на себе, я часто создавал ему собачьи ушки и хвост незаметно для него. Узумаки потом еще спрашивал, почему у меня такое странное лицо, но не мог же я ему сказать, что меня просто плющит от умиления.

Опустевший квартал Учих постепенно заполнялся новыми жителями, ведь почти все дома тут были в хорошем состоянии (после того, как был проведен небольшой ремонт и отмыта кровь) и аренда стоила относительно недорого. А Коноха, хоть и называлась деревней, все же больше была похожа на небольшой город, и жителей, мечтающих о собственном доме, было полно. К тому же это довольно престижно — жить в клановом квартале, пусть он и находится ближе к окраине. А о таком маленьком недостатке, как насильственная смерть всех прежних жителей, можно было и забыть.

Теперь, почти год спустя, по кварталу не страшно было пройти вечером — везде горели фонари, ходили люди, и даже открылись несколько лавок. Только вокруг главного особняка некоторые дома еще пустовали, потому что были самыми большими и дорогими, и арендаторов для них не нашлось. Меня это полностью устраивало, как говорится — меньше народа, больше кислорода.

Только вот и у заселения квартала были свои минусы — люди в большинстве своем неприязненно относились к Наруто. Но так как мы обычно ходили вместе, никто не отваживался открыто это демонстрировать в моем присутствии, а ненавидящие взгляды легкомысленный Узумаки с легкостью игнорировал. Хотя встречались и исключения.

— Маленькое отродье, проклятый демон, — однажды раздалось нам в спину.

Наруто напрягся и помрачнел, но продолжил идти вперед, а я, наоборот, резко затормозил и повернулся к женщине лет под тридцать, с неприятным, брюзгливым лицом, которая это произнесла.

— Что ты сказала? А ну повтори.

Та сразу растеряла весь пыл, все–таки мое застывшее лицо, особенно в сочетании с кроваво–красным шаринганом, оказывают на людей удручающее действие.

— Я только хотела сказать, что молодому господину следует лучше выбирать друзей, а не подбирать всякое отребье…

— Я вижу, ты настолько смела, что смеешь не только указывать мне, что делать, но и дразнить демона. Может, рискнешь повторить это ему в лицо? Или тебя специально подослали из вражеской деревни, чтобы спровоцировать новое нападение?

— Я не… не это имела в виду, — женщина испуганно попятилась и бросилась бежать прочь.

Я погасил шаринган и, взяв расстроенного и немного напуганного Узумаки за руку, потянул его в сторону дома.

— Не переживай об этом, Наруто. Она сама не понимала, что говорит. Мир полон идиотов. И это меня печалит, но я ничего не могу поделать с чужой глупостью.

По дороге до поместья мальчик подавленно молчал, но дома его, наконец, прорвало:

— Она не первая так меня называет. Ко мне часто так относились, словно я сделал что–то плохое, а я никогда не мог понять, что именно. Я старался быть хорошим, очень старался! Но что бы я ни делал, меня все равно все ненавидели. И я до сих пор не знаю почему…

— Наруто, — я взъерошил светлые непослушные волосы, и мальчик, собиравшийся вот–вот заплакать, только шмыгнул носом. — Я могу тебе рассказать, почему тебя называют демоном. Но вряд ли тебе станет легче от этого знания.

— Я все равно хочу знать!

— Ну ладно. Только вообще–то, это запрещено, и если когда–нибудь ты проболтаешься, даже случайно, или еще как–то себя выдашь, меня накажут. Не знаю, как именно, но вряд ли я легко отделаюсь.

— Ни за что! Я никогда никому не расскажу, даже под пытками!

На самом деле, я рассчитывал, что ко мне, в силу малолетнего возраста все же не будут очень строги, если узнают, что я нарушил закон.