Рецепт Екатерины Медичи

Он быстро целует ее в обе щеки и помогает подняться в автобус. Машет рукой, посылает воздушный поцелуй и снова сворачивает к роще, чтобы пройти к лагерю коротким путем. В эту минуту рядом с ним притормаживает довольно-таки разбитый грузовик с надписью на борту «Уборка мусора». Шофер выглядывает в окно и что-то говорит. Алекс улыбается ему и садится в кабину, еще раз помахав Марике на прощанье. Автобус Марики и машина, в которую сел Алекс, трогаются с места.

«Ну вот и хорошо, его подвезут», — думает Марика, провожая взглядом грузовичок.

— Французский офицер — ваш жених? — осуждающе спрашивает немолодая дама, рядом с которой садится Марика. Наверное, она видела, как Алекс поцеловал Марику, и возомнила невесть что. Ох уж эта немецкая чопорность!

— Нет, мой кузен, — улыбается Марика, и в тот же момент улыбка сходит с ее лица, потому что она вспоминает, что блокнот, подарок фон Трота, все же остался в карманах Алекса. Такая же судьба постигла и карандаш. Еще хорошо, что Марика не забыла забрать записку Торнберга!

«Да и ладно, — думает Марика со смиренным вздохом. — Может быть, и карандаш, и блокнот пригодятся им, этим конспираторам, этим заговорщикам. Храни их Бог!»

Берлин, 1942

— У меня такое чувство, будто вокруг все время танцуют какие-то испанские танцы с кастаньетами, — смеется Бальдр, глядя вслед обогнавшей их девушке.

У девушки хорошенькие ножки, обутые в весьма странные туфли. То есть туфли-то как раз очень обычные, черные, с наивными шелковыми бантами, но у них… деревянная подошва. Почти все женщины, которых они успели увидеть в Париже, носят туфли на деревянной подошве.

— У меня в детстве была книжка с картинками, — говорит Марика. — Сказки Шарля Перро. Там все французские барышни-крестьянки были нарисованы в толстых юбках с беленькими передничками, в косыночках, скрещенных на груди, и в деревянных башмаках. Кажется, они называются сабо, не помню хорошенько.

— Ну, барышни-парижанки даже в этих башмаках не выглядят крестьянками, — констатирует Бальдр, оглядываясь на очередную пару хорошеньких ножек.

Марика только головой качает. О воздух Парижа, особенный, легкий, кружащий голову… В самом ли деле здесь, под этими немыслимыми платанами, так волшебно дышится, или виновато само слово — Париж? А заодно и все романы, и все стихи, и картины, и фильмы, и слухи, которые связаны с этим поразительным городом, похожим не то на сизый дым от сигареты, не то на шорох осенних листьев, не то на шелест автомобильных шин, не то на глоток горьковатого белого вина… О Париж, город, в который влюблены все!

Как ярко, пестро одеты женщины! Какие веселые у всех лица! Они забыли о войне? Или это просто своего рода фронда? Марика была в Париже два года назад, еще до вторжения, до начала «странной войны»: кажется, тогда парижане были настроены куда серьезней, чем сейчас, когда в городе гитлеровцы, и парижское время сдвинуто на три часа, чтобы совпадало с берлинским (на всей территории рейха теперь одно время!), и по улицам безумно носятся серые немецкие «Опели», водители которых не обращают никакого внимания на пешеходов…

Марике до сих пор трудно поверить, что она здесь, в Париже, что сегодня утром они с Бальдром сошли с поезда на Северном вокзале и сейчас идут по парижским улицам. Ну да, они приехали вдвоем. Произошло какое-то чудо, иначе назвать случившееся Марика не в силах.

Вернувшись из лагеря от Алекса, она ночь не спала, придумывая предлоги, под которыми можно выпросить у фон Трота пропуск в Париж. Нести ту чушь, которую предлагал Алекс, язык не поворачивался. Вена — вон где, а Париж — вон где! Отправляться в Вену через Париж все равно что ехать из Москвы в Петербург через Киев.

Так ничего и не придумав, Марика пришла утром в министерство. Удивилась, что Лотта опаздывает, узнала, что вчера подруги тоже не было на работе, огорчилась, забеспокоилась — и тут ее позвали к телефону. Звонил Бальдр, и разговор с ним выбил из головы Марики все посторонние мысли. Неожиданно для себя Бальдр получил семидневный отпуск и хотел бы провести его с Марикой в Париже. Если она не возражает, он попросит своего генерала позвонить в АА хоть фон Троту, хоть самому бригадефюреру Шталеру. Выезжать нужно уже сегодня в пять пополудни, иначе времени не хватит. В общей сложности на дорогу уйдет три дня. И у них остается четыре дня на Париж!

— Ты согласна, ma che?re? — По такому случаю Бальдр даже начал употреблять французские слова.

Ну и вопрос: согласна ли она?! Нет, это и впрямь похоже на чудо! Как нарочно, именно когда поездка в Париж так нужна…

Может быть, вступили в действие те связи, о которых говорил Алекс? Но неужели его связи могут влиять даже на командование Люфтваффе? Если так, то почему бы Алексу из своего лагеря под Дрезденом не закончить в одночасье войну?

Нет, конечно, Алекс тут ни при чем. Это просто совпадение. Случайное, но счастливое совпадение!