Рецепт любви

Она подошла к колонке и подключила свой телефон, звуки «Fleetwood Mac» разнеслись по дому. Фиона умела определять, какая группа, какая песня необходимы в любой ситуации. Как я с выпечкой. И бы не додумалась, что Стиви Никс, поющий «Landslide», способен успокоить мои нервы.

— Ты принеси вино, я принесу бокалы, — она кивнула на мой винный холодильник.

Обеденный стол был сделан из восстановленного дерева, в деревенском стиле и идеально сочетался со старинной люстрой, висящей над ним, и винтажными французскими стульями с розовыми спинками, окружавшими его. Выцветший розовый ковер под ним покрывал темные паркетные полы.

Благодарная за то, что у меня есть задание, я сделала в точности, как она сказала, достала бутылку из холодильника, открыла и бросила пробку в большую стеклянную вазу, которая стояла на полке. Каждый раз, когда в моей жизни происходило что-то важное — хорошее или плохое, — я оставляла пробку от любой бутылки вина.

Мне нравился этот ритуал. Я словно собирала моменты из жизни. И для того, чтобы учиться, и для того, чтобы получать удовольствие. Не знаю, что за собой повлекут сегодняшние события, но точно знала, что они были важными. Что этот день нужно запомнить. Как сказал Роуэн, это начало чего-то.

У меня закружилась голова, вспомнив его тон, взгляд в его глазах, когда он произносил эти слова.

Фиона достала два бокала и поставила их на стойку.

— Нет, это бокалы для Пино, — сказала я ей. — Это французское бургундское. Нужны вот эти, — я указала на бокалы бордового цвета на второй полке.

Фиона уставилась на меня с отсутствующим выражением на лице, два бокала болтались в ее пальцах.

— Ты как бабуля, — простонала она, возвращая бокалы в шкафчик. — Разные бокалы для красного вина? — она покачала головой. — Еще какие-то причудливые, — она подняла один, повертев на свету. — Я пью вино из кофейных чашек, стаканов для воды или, в крайнем случае, из вазы.

Я рассмеялась, беря бокалы и наливая вино.

— Из-за тебя я чувствую себя малолеткой, — пробормотала она, беря свой бокал и усаживаясь в нише у окна среди подушек, на поиски которых у меня ушло шесть месяцев.

— У тебя есть модные подушки, цена которых сотню долларов за штуку, — она потрогала бахрому на них.

Я сделала глоток вина, устраиваясь рядом с ней. Скорее по двести за штуку… Но я промолчала. Мне было немного стыдно, что я потратила столько денег на подушки. Потом я напомнила себе, что чертовски усердно работала, чтобы иметь возможность потратить двести долларов на подушки и не моргнуть глазом. Я потратила годы, считая каждый потраченный пенни, живя в паршивой квартире, пропахшей плесенью. Затем еще несколько лет, пока медленно приводила в порядок этот дом. У меня собственная пекарня, которая приносит много денег, после двух лет работы в минусе. Не говоря уже о детстве с пустыми шкафами, отключением электричества, сменой домов каждые шесть месяцев, одеждой, которая всегда была на два размера меньше, дырявой обувью.

Да, я заслужила подушки. Дорогое мыло для рук в стеклянной бутылке, ковры, шесть бокалов для вина, и французское бургундское вино.

Я пожертвовала многим ради дома своей мечты, ради своего успешного бизнеса, ради безопасности. Поскольку я стремилась к чему-то другому, к чему-то большему, я позволила себе притвориться, что влюбилась в мужчину, который мне совершенно не подходил. Я отчаянно хотела быть матерью и женой, сказала «да» этому мужчине, когда он подарил мне кольцо, которое он купил не из-за того, чтобы оно понравилось мне, а из-за того, чтобы оно понравилось окружающим.

К счастью, я не позволила себе зацикливаться на этом. По крайней мере, слишком долго.

Мои мысли переключились с Нейтана на Роуэна. Который делал бог знает что. Он сказал, что вернется. С какой целью, не знаю.

— Сегодня было… много всего, — сказала я, делая огромный глоток вина.

Фиона смотрела на меня.

— Один из способов выразить это.

— Давай даже не будем говорить о драме с Нейтаном прошлой ночью, — продолжила я, делая еще один большой глоток. — Роуэн стал таким… — я замолчала, думая о том, как его лицо напряглось от ярости, и обжигающий жар на моей коже, когда он коснулся меня. Я быстро заморгала, чтобы не потеряться в этом воспоминании. — Я даже не знаю, как все это описать, — пожала я плечами. — Но это уже слишком. В этом нет абсолютно никакого смысла.

Фиона внимательно посмотрела на меня.

— Нет смысла?

Я кивнула, наблюдая, как вино кружится в бокале.

— Да, он даже не знает меня. И те несколько раз, когда он говорил со мной, я принимала его заказ или, знаешь, болтала о Йеллоустоуне так, словно мне нужна помощь психиатров, — смущение от этого воспоминания все еще жгло.

Фиона ответила не сразу, она просто изучала меня, поджав губы и прищурившись в упор.

— Ты серьезно?

Мое тело должно было чувствовать легкость и расслабленность, когда я осушила свой первый бокал вина, но нет. Я все еще была напряжена. Взвинчена. Особенно когда Фиона смотрела на меня вот так, без юмора, с напряжением, которое не совсем характерно для беззаботной девушки.