Рецепт любви

Несмотря на обещания моего брата, где-то глубоко внутри я с ужасом понимала, что он верит в то, что сказал изначально.

Он не хотел уходить. Это я знала. Но он также не мог жить своей жизнью со своим прошлым багажом.

Вот почему я поругалась со своей матерью в похоронном бюро.

— Место захоронения красивое, — проворковала она. Не знаю, кому.

Мы с ней не разговаривали. Она возвращалась в Чикаго другим рейсом. Я не видела ее с той стычки в пекарне. Мы с Роуэном остановились в отеле. Она оставила голосовое сообщение, сообщив подробности этой встречи. Я была в похоронном бюро только потому, что хотела убедиться, что пожелания моего брата будут выполнены.

Роуэн стоял рядом со мной, со стоическим и каменным лицом. Его рука лежала на моем бедре, он пронзительно смотрел на мою мать.

Хотя женщину это особо не нервировало — надо отдать ей должное, она была крутой сукой, — я знала, что Роуэн доставлял ей неудобства.

Какой бы мелочной это меня ни делало, мне это нравилось. Нравилось, что моя мать не была на равных, не пускала в ход свой яд так легко, как могла бы, если бы мой сильный, высокий, неуступчивый защитник постоянно не был рядом со мной.

Итак, она разговаривала не с Роуэном, когда говорила о похоронах.

Моего отчима там не было. Он работал. Как всегда. Вероятно, старался держаться как можно дальше от мамы. Он был не самым плохим человеком. Может быть, если бы у меня было время узнать его получше, он бы мне даже понравился. Но мы с ним лишь мимо проплывающие корабли. Я покинула особняк, в котором он поселил нас с матерью, и больше никогда с ним не разговаривала.

Не было ни рождественских обедов, ни визитов.

Но за то короткое время, что я его знала, он казался порядочным, а гадюка, которой была моя мать, попала в ловушку.

— Моего брата не будут хоронить, — уведомила я свою мать, впервые поговорив с ней напрямую с тех пор, как она сказала мне, что брат мертв.

— Конечно, будут, — ответила она, не глядя на меня, стряхивая воображаемые ворсинки со своего костюма от Шанель.

— Нет, — повторила я сквозь стиснутые зубы. — Он не хотел, чтобы его хоронили. Он не верит в погребения.

Мама закатила глаза.

— О, я знаю, что у него было много всего, во что он верил, например, кристаллы и полные луны. Но сейчас это не важно.

— То, во что верил мой брат и как он хотел, чтобы его похоронили — это единственное, что сейчас важно, — крикнула я ей, вставая со стула.

Мама с тревогой посмотрела на распорядителя похорон, который и глазом не моргнул в ответ на мою вспышку гнева. Я подозревала, что люди не всегда ведут себя наилучшим образом в подобных вещах. Смерть, как правило, уродует людей.

— Говори потише, — прошипела мама. — Это неприлично.

— О, как же ты задрала. Ты выросла в трейлере; ты, блять, понятия не имеешь, что такое приличие.

Я наслаждалась румянцем ярости, расцветшим на щеках моей матери.

Тогда она тоже вскочила со своего места.

— Я воспитывала тебя не для того, чтобы…

— Ты вообще не воспитывала меня, — перебила я. — И Анселя тоже. Я сделала это. Воспитала нас обоих. Ты лишь подкидывала говна, — я шагнула к ней. — Например, человека, который навсегда изменил жизнь моего брата. Я бы поспорила на все, что у меня есть, что мы бы сейчас здесь не стояли, если бы ты не вышла за него замуж.

Моя мать вздрогнула, как будто я ее ударила. Моя ладонь чесалась сделать именно это.

Но я причинила весь необходимый вред, рассказав о том, что случилось с Анселем. Что в конечном счете подтолкнуло брата к попыткам найти выход из оцепенения, которое давали ему наркотики.

Я ничего не почувствовала, видя слезы в глазах мамы. Они были ненастоящими. В этой женщине ничего настоящего.

Я посмотрела на распорядителя похорон, выражение его лица оставалось бесстрастным.

— Он будет кремирован, — сообщил я ему.

Затем я развернулась на каблуках и ушла, Роуэн был рядом со мной, где он и будет находиться в обозримом будущем.

***

Ансель не был похоронен. Но мама провела церемонию. Меня это не удивило. Ей не нравилось проигрывать в чем бы то ни было. Итак, она должна была сохранять контроль, везде и всегда. К тому же, ей это было нужно для тех дерьмовых выступлений, которые она создавала. Тесный круг светских львиц, в который ей удалось протиснуться локтем.

Но внешность для меня не имела значения. Все, что имело значение, — это то, что желания моего брата уважались. Что его прах развеют по океану, как он и хотел.

Интересно, что сказала им моя мать, всем людям, присутствовавшим на службе, большинство из которых даже не знали моего брата. Но некоторые знали — небольшая, но симпатичная группа людей, одетые в яркие цвета, с эксцентричными украшениями, покрытые татуировками.

Ганнер, чернокожий мужчина с длинными дредами и красивым макияжем на лице, сказал, что позже у них в парке будет другая служба… на которую он пригласил меня после того, как тепло и утешительно обнял.