Рецепт Мастера. Революция амазонок. Книга 2

Чего проверять — и так ясно, шатается мир. Солдаты, следуя новому закону № 1, больше не отдавали честь офицерам, а порой и провожали их недобрым словцом. Новое — Временное — правительство амнистировало всех заключенных, тюрьмы опустели, а Город наполнили самые разнообразные неблагообразные личности, немедленно прозванные в народе «птенцами Керенского». В Петрограде прошла демонстрация женщин. В петроградских газетах требовали немедленного суда над низложенным царем… И Киев тоже подбрасывало, как пароход на волнах, — то в четыре, а то в шесть-семь баллов от грандиозных демонстраций, митингов, политических лозунгов:

«Долой правительство капиталистов!»

«Требуем мира!»

«Требуем права голоса!»

«Мы требуем самостийной України!»

«Да здравствует республика!»

Проводив подозрительно господина до Рейторской, Саня занял пост у больницы. Следовало убедиться, что он проживает здесь, а не так, в гости зашел. «Нату Пинкертону» повезло — ждать пришлось недолго. Спустя полчаса господин убедил Саню в том, что проживает по данному адресу, — он появился на улице уже в новом костюме. Тут Сане повезло второй раз — господин пошел прогулочным шагом через обширную Софиевскую площадь, и гимназисту не было нужды выбирать между двумя опасениями — попасться ему на глаза или потерять из виду, видно преследуемого было издалека.

В устье ТрехСвятительской улицы Саня сократил расстояние и, следуя за мужчиной, попал на Владимирскую горку. Тут малоопытному сыщику повезло в третий раз. Пустая и безлюдная на протяжении зимы, Горка несомненно сделала бы Санину фигуру заметной, как бельмо на глазу, и вынудила бы его прервать слежку. Но нынче первое, долгожданное весеннее солнце заманило сюда десятки горожан. И Саня без труда затерялся в числе гуляющих и митингующих.

— …да здравствует война до победного конца! — как раз кричал кто-то с возвышавшейся над горкой беседки с ажурной крышей, ставшей всеобщей трибуной. Но на кричавшего зло зашикали, зарычали:

— Ага… иди сам воюй…

— Долой войну…

Видевший это филер состряпал злую гримасу, но тут же ускорил шаг, и приблизившись к нему, Саня понял, кто заставил его торопиться — рядом с металлической беседкой стояла барышня в синем пальто и маленькой шапочке. Господин подошел к ней. Девушка, обиженная его опозданием, решительно развернулась и пошла к ограждению, отделявшему верхнюю террасу Горки от крутого обрыва.

Не долго думая, Саня последовал ее примеру — встал у перил, метрах в двух от парочки, сделал вид, что смотрит на Днепр. По реке плыли льдины, начался ледоход, и десятки людей точно так же, как Саня, стояли и смотрели вниз, завороженные пробуждением нового мира.

— Новый мир — будет миром свободы, всеобщего счастья, процветания, любви и добра… — кричал очередной митингующий.

— Я попросила вас о встрече, чтобы сказать вам, что со мной сделала ваша доброта, — услышал гимназист голос девушки. Ее слова уносил ветер.

Рядом с Саней пристроился какой-то мужчина — мастеровой, рабочий, вчерашний вор, по нынешним дням и не поймешь. Одежда вроде самая простая, а на руке крупный серебряный перстень с прозрачным голубым камнем. И, словно бы желая отодвинуться от него, Нат Пинкертон сделал еще один шаг к интересующей его паре.

— Если же вы, как и прежде, понимаете свой поступок как добрый, то знайте, из-за вас я стала страшною женщиной.

— Я не имел права жениться на вас, — глухо ответил мужчина.

— Вы так решили! — вспыхнула девушка.

— Да, я так решил, — спокойно согласился мужчина. — И вы также были вольны принять любое решение и стать кем угодно.

— Вот вы как рассуждаете?! — болезненно отозвалась барышня в синем пальто.

Саня не мог понять, насколько она хороша собой, слишком разгневанным было ее лицо с крупными пухлыми губами.

— Разве, причинив вам боль, я забрал у вас волю? — спросил филер. — Вы желаете наказать меня, обвинив меня в ваших страданиях. Что ж, на то воля ваша. Но мне, увы, сейчас не до них. И не до моей демонической личности. Меня во мне самом сейчас только одна черта занимает… трусость моя.

— Да, вы поступили со мной, как трус. Из-за какого-то глупейшего предсказания глупейшей гадалки… вы предали нашу любовь!

— Да, один раз я уже поступил, как трус. Я все понимал… но ничего не сделал… ничего. Воистину, трусость — самый ужасный из людских грехов. Страшнее предательства. Поскольку предательство часто вытекает из убеждения, пусть и ложного. Но заблуждение это одно… а видеть катастрофу со всей очевидностью и не предотвратить ее…

— Вам совершенно нет до меня дела, — с ужасом поняла барышня. Открытие впрямь ужаснуло ее — она отшатнулась, ее глаза расширились от боли и страха.

Она была права. Мужчина говорил, точно не слыша ее.

— Вы страшный человек…

— Я знаю, вы считаете меня плохим человеком, — кивнул он. — Но не приходило ли вам в голову, что злых людей просто не существует в природе… В одних обстоятельствах ты становишься злым, в других — трусом. Но может, в иной ситуации… я смог бы спасти… или вконец погубить этот мир.

— Вы обезумели, — охнула девушка.