Рецепт наслаждения

И все-таки те же самые факторы, которые делают весну трудным временем для страдающих маниакально-депрессивным психозом, для людей пожилых, измученных неприятными воспоминаниями и слабых, делают этот период чудесным для всех, кто может поздравить себя с тем, что ему повезло и он сумел пережить зиму. И пожалуй, именно эта составляющая – это возрождающееся, торжествующее, самодовольное, стремящееся к победе, оскорбительное здоровье весны парадоксальным образом истощает людей, относящихся к вышеупомянутым типам, равно как обитание в прекрасном краю и замечательная погода могут лишь подчеркнуть и усилить личное страдание, давая своей жертве понять, чемуона не в состоянии соответствовать. Как заметила моя юная подруга `a propos [100]своего отказа от доходной должности в университете Южной Калифорнии: «Двести пятьдесят солнечных дней в году – а что, если все равно будешь чувствовать себя несчастным?» Возможно, все дело лишь в том, что неудачник – всегда неудачник, а весна – именно то время, когда неудачникам приходится липом к лицу сталкиваться со своей никчемностью, своей безнадежностью. Остальные да возрадуются (как гласит Ветхий Завет), когда солнце выйдет, как жених из брачного чертога своего.

Подходящая для этого времени года пища – боевая, энергичная, полнокровная.

Молодой барашек, ягненок – именно это мясо наиболее тесно связано в христианской традиции с идеей насилия и жертвы. Действительно, даже самым крепким из нас, самодовольных современных язычников, случалось испытывать легкий приступ отвращения, представляя себе утвердившегося в вере, «омываемого в крови агнца». (Интересно, какой бы оказалась мифологическая сила этого образа, если бы очищающим веществом была, скажем, тушеная фасоль?) И конечно, тревожно-волнующий буквализм христианских образов на редкость отчетливо проявляется в практике поедания барашка на Пасху. Нет, ну подумайте сами. Это особенно неуместный обычай, если не забывать многовековой связи баранины с землями, над которыми властвует ислам. Ибо баранина была изначально основной пищей кочевых племен, которые предпочитали готовить еду в курдючном сале и обожали обжаривать своих подопечных на открытом огне, наткнув их на сабли. Можно представить себе, как сам Чингисхан прислушивается к блеянию завтрашнего ужина в поле около своей юрты, стоя под огромной, усыпанной звездами небесной ареной среднеазиатских равнин, и впервые начинает чувствовать на плечах бремя лет… Связь баранины с исламом возрастала по мере становления кулинарного искусства стран Ближнего Востока, породившего такие блюда, как непревзойденно нежный и аппетитный инмос, для которого баранину тушат с кислым молоком и тмином, должно быть, намеренно извращая древнееврейский запрет относительно варки козленка в молоке матери его. Эта связь была очевидна и в исламизированной и заново христианизированной Испании, где излишней привязанности к ягнятине (с ее религиозными и расовыми ассоциациями) было достаточно, чтобы незадачливым гурманом заинтересовалась инквизиция; она прослеживается вплоть до современной Британии, где освященное временем единение религии и кулинарии по-новому прославляется в восхитительном разнообразии удобно расположенных заведений с большими окнами, где подают кебаб, причем немало замечательных экземпляров имеется и неподалеку от моего pied-`a-terre [101]в Бэйсуотере.