Рецидив

Он перешел дорогу за секунду до того, как загорелся красный. Когда я подбежал, было уже слишком поздно. Я старался не упускать его из виду. Он ускользнул от меня на перекрестке. Я должен был это предвидеть. Я прошмыгнул между машинами.

Я побежал. На улице, спускавшейся к трущобам, заметил силуэт, который едва уловимо и неуклюже махнул рукой. Это был он.

Хоть я простелил под ним плащ, в его лохмах застряли остья сухой травы, которых он не видел. Я убирал их, а он затаился, лукаво щурясь. Набежали тучи. Казалось, машины где-то далеко. Мне захотелось продолжить.

Я сказал ему об этом. Он задумался, спросил, который час, и отказался. Я попытался завести его хитростью, настойчиво работая рукой.

Он оттолкнул мою руку и сказал, что ему некогда. Он замерз. За изгородями и металлоломом зажглись фонари. Мы стояли друг против друга.

Я шагнул к нему, и мы вместе повалились на землю. Он высвободился, выпрямился, пригрозил кулаком и прикрикнул. Я потянул его назад, он плюхнулся на мой живот. Я схватил его хуй: тот стоял.

Теперь он уперся коленями в мои плечи. Вцепился мне в шею и притянул мою голову к своей промежности. От его члена попахивало. Я стал сосать. Мы лежали на щебне, строительном мусоре, гвоздях и консервных банках.

Я сплюнул вбок. Он расправил носовой платок, протер залупу и удрал. Он сильно опаздывал, дома ему сделают втык, теперь уж точно несдобровать.

Главное — найти дорогу обратно к вокзалу. Придется спрашивать прохожих, если кто встретится на пути. Или можно заночевать здесь. Сгодится первая попавшаяся гостиница.

На берегу реки четыре паренька, притащивших с собой маленького брата, что ползал на четвереньках в кустах.

Они стояли, обхватив себя руками от холода, в одних плавках. Изредка чесали себе подошвы, выдергивали волоски на икрах или засовывали руку в плавки, чтобы приподнять пипиську, и деловито выпячивали живот. Один, самый взрослый, руку так и не убрал. Он окунул ступню в воду и вернулся, скривившись: холодная.

Подошли остальные. Один приспустил спереди плавки и заглянул туда. Ему не было и десяти. Все наклонились и тоже посмотрели. Самый взрослый потрогал.

Падение в траву. Потасовка.

Малыш теперь совсем голый. По течению плыла нейлоновая красно-желтая кувшинка. Он решил ее выловить.

Все побежали за ним. Крики. Паренька поймали и прижали к земле. Нравоучения. Пацан попытался вырваться. Они веселились. Удерживали парнишку ничком, раздвинув ему руки и ноги. Взрослый шлепнул его по попке и лег сверху. Смех прекратился — слышался лишь непрерывный, пронзительный визг.

Малыш умолк. Взрослый энергично ебал его в попку. Встав, стыдливо спрятал член и привел себя в порядок.

Схватил руку и ногу паренька, заняв место другого, что подполз на коленях и пристроился к малышу.

Он вставил хуй и задвигался. Казалось, он дерется в общей спальне с подушкой-змеей, подминая ее под себя и одолевая с большим трудом.

Затем его примеру последовал третий. Парнишку больше не удерживали: уткнувшись носом в траву, он огрызался.

Потом они пошли купаться. Пятый, совсем кроха, хладнокровно наблюдавший за этой сценой, теперь кусал горбушку, отвернувшись от реки. Двое неподвижно стояли посреди течения, по пояс в воде. Другие на них брызгали.

Тут что-то вроде киоска: продают авторучки, бутерброды с паштетом, сладости, спортивные журналы. Хорошее освещение.

Вокзал? В двух шагах. Входящие и выходящие останавливаются перед киоском.

Все верно. Я уже проходил там около трех, было светло, и потому не узнал это место при свете фонарей.

Я гулял по внешним бульварам. Меня манили ближние поля, где светило солнце.

Представляете себе купание 24 декабря? Разумеется, нет. Но малыши купались.

К тому же всем известно, что на окраинах больших городов расположены пригороды с брезентовыми, жестяными либо дощатыми лачугами; и обитающие там ребятишки обычно резвятся на речному берегу. Значит, я действительно подошел, предложил сигареты, мальчишки не испугались, и я этим воспользовался. Затем вернулся в город, встретил своего ровесника, мы трахались на пустыре, пока не стемнело, я выбрал гостиницу, поел паштета, запил таблетки пятью стаканами воды, заснул, проблевался.

Или, наоборот, меня снял матрос и т. д. Не знаю, что было на следующий день. Лучше не выбирать. В конце концов я расскажу правду, необязательно в последней инстанции, а лишь то, что сам предпочитаю считать истинным.

Мне не дает покоя здание под снос, я убежден, что оно в Париже.

Впрочем, его не сносили, и я не видел, как оттуда выходил пятнадцатилетний подручный. Туда вошла блядь вместе с

Ее клиентом был блондинчик, которого я пытался изнасиловать в пустом вагоне, в день забастовки.

Он прождал два часа — простительное опоздание, информацию слили дружки, с деньгами в кармане он вышел из вокзала и стал искать шлюху, уверенный, что бляди вкалывают в поте лица во время забастовок, особенно мамаши, поправляющие на панели бюджет.

Но здание сносили. В памяти все так перепуталось, что я сомневаюсь; на время отсеку подручного, он должен будет как-нибудь со всем этим увязаться.