Рецидив

На территории отеля безопасно, красиво и без лишних людей. Папе нужно было пообщаться с коллегами, я отпросилась в парковую зону. Цветущие деревья, яркие цветы, облетающие абрикосовые лепестки, заливистое пение птиц – все было прекрасно! Сумасшедший чистый воздух, от глубоко вдоха даже кружилась голова, голубое чистое небо, убегающие за горы облака, весна здесь чудесна. Я сидела на лавочке и пыталась дочитать книжку, не могла сконцентрироваться, приходилось одну и ту же страницу начинать сначала. Не могу. Из здания вышла компания ребят, конечно, в первую минуту, мне показалось или послышалось, что меня позвали. Мало ли. Я не настолько сошла с ума, чтобы слышать свое имя. «Динка. Динкаа. Динка!». Я повернулась. Боже мой. Я все силы отдала на крепкое сжатие книги, дабы удержать себя от радостных криков, улыбок и объятий. Он шел ко мне своей неизменной походкой, медленно, держа руки в карманах, с оттопыренными локтями и кошачьей улыбкой, опущенной головой и горящих из-под челки чернющих глаз. Встать мне или нет?! Что делать?! Я встала. А подать ли руку? Мы всегда жмем руки. Он вытащил свою из кармана. Будет элементарно, грубо.

– Привет.

– Привет.

Он пожал мою руку, держал ее в течение всего разговора.

– Ты хоть как тут оказалась?

– С папой на конференции. А ты? На этой, медицинской?

– Да, отправили от универа. Долго тут?

– Сегодня приехали. Послезавтра обратно.

– М. Ладно, тогда, я побегу. Не прощаемся.

– Пока.

Я медленно села, и уткнулась в книжку. Не знаю, насколько глупо я выглядела, наверняка, как обычно, не было заметно моей обиды или какой-либо горечи. Потому что ее не было, я была бесконечно рада его видеть, услышать его голос, тихий, низкий, совсем не грубый. Руки такие же теплые как всегда, улыбка все та же детская, тот же любимый курносик.

Было ли ему неловко? Мог бы и совсем не подходить. Отлично. Теперь мне интересно, помнит ли он, что сказал мне? Стыдно ли ему за это? Если я начну спрашивать, то начнется опять мое детское любопытство, а не взрослый разговор. Вот, что мне раздражает больше всего! С ним я всегда была как глупый ребенок, который ничего не понимает. Он не знает меня как обычного человека, умного! Взрослого, сдержанного… поэтому и обходится со мной как с дурочкой. Меня как будто меняют когда он рядом. Да он же просто человек, такой же, как и все! Что тут такого! Просто он был рядом всего пару раз, и мне хотелось рассказать ему все! Все истории и все шутки, но все дельные истории я забывала, острые шутки затуплялись, в итоге я или смеялась или мычала. Впечатление не очень… я могу его понять, но мне обидно, что он не знает меня! Если б узнал, может, это что-то бы и изменило… ведь я люблю медицину, я могу разделить с ним все, и радости и горести, я бы забирала все его травмы, раны, болезни, лишь бы он был счастлив и здоров. Я бы сделала для него все, если бы мы жили с ним вдвоем… не с его семьей. Только с редкими приездами к ним. Я все это уже продумывала много раз, у меня столько сценариев нашей жизни, все отрепетировано, заготовлены ответы на его вопросы. Но смысл всего этого, если он ясно дал понять 6 лет назад, что я для него как сестра, а все его поцелуи и объятия, милые разговоры – это лишь жест жалости. Теперь нужно следить особенно за своим лицом, чтобы он не видел, как мне тяжело его видеть. Но он все равно это знает, а больше всего знает, что я рада его видеть.