Ретушер

Похлопывая фотографией по краю стола, я набрал номер Кулагина.

– Привет, – сказал я. – Слушай, мне прямо не терпится приступить. Ты не можешь дать его телефон? Или телефон его секретаря?

– Что-что? Чей телефон?

– Ну, того деятеля, который должен ехать в горячую точку!

– А! Сейчас. Вот… – Он продиктовал номер. – Извини, что долго искал. Ты знаешь, сколько времени? Уже почти полночь. Звони ему завтра.

– Ничего! – Я записал номер. – Перетопчется! Политика не знает дня и ночи! – И повесил трубку.

Знать бы мне тогда, что Кулагин ждал моего звонка, что разыгрывал поиски номера байбиковского телефона!

Действительно была полночь. Я курил сигарету за сигаретой. Несколько раз моя рука тянулась к телефонной трубке, но останавливалась на полдороге.

Судя по номеру телефона, Байбиков жил теперь где-то в районе Кутузовского проспекта. «Интересно, – думал я, – кто возьмет трубку? Он сам? Кто-то из домашних? Может, секретарь? И как мне начать разговор? Что ему сказать? Сразу в лоб: “Эй, Бай! Здорово! Ты готов?”»

Я поднялся, прошел на кухню, поставил чайник, открыл холодильник: пачка масла, несколько яиц, кусок колбасы в фольге, хлеб. Мой отец всегда хранил хлеб в холодильнике, в целлофановом пакете.

«Ты был прав, сволочь, прав! Это я ударил Лизу ножом, я, но сделал я это не нарочно, случайно, она сама напоролась на нож!» – мог я еще сказать своему дорогому Баю.

И повесить трубку.

Я вытащил из пачки последнюю сигарету. Чайник начал посапывать.

Байбиков никогда не понял бы меня, если бы я начал объяснять, что мой удар ножом был предопределен. В конце концов – или я, или кто-то другой. Лиза была обречена: мой отец убрал ее с негатива; две фотографии, своеобразное отцовское послание, лежали возле отключенного навсегда пульта – на первой я выходил из-под арки нашего дома вместе с Лизой, на второй я был один, без Лизы. Снимал нас Бай, это Бая я попросил нажать на спуск «Москвы-5», моего первого аппарата. Странно, что у этого козла получился такой хороший снимок.

Вода закипела, чайник задрожал, подбросил крышку, засвистел; снятый с плиты, еще долго пыхтел. Я затушил сигарету, смял пачку; отец знал, что живым ему в квартиру не вернуться, раз оставил мне, единственному человеку, способному вникнуть в его смысл, такое послание!

В комнате я зажег верхний свет. Вспыхнули все пять лампочек на люстре, облако табачного дыма словно вздрогнуло. Открыв окно, я впустил в квартиру свежий воздух, подошел к столу. Фотографии были разложены так, будто одни ждали, когда я приступлю к работе, а другие показывали, каких результатов я могу достичь. Впереди у меня были радужные перспективы!

«Неплохо бы для начала выпить!» – подумал я.

Я вышел из арки на улицу, достал бумажник, отсчитал деньги, постучал костяшками пальцев в полуприкрытое окошко ларька.

– «Кэмел», – сказал я, просовывая деньги в открываемое продавцом окошко. – Две пачки. И «Джим Бим».

– Добрый вечер, Генрих Генрихович! – Кто-то соткался из темноты и встал рядом со мной: невысокий человек в мятом костюме, со съехавшим набок галстуком. – Любите «Кэмел» и американское виски? Я вот сигареты предпочитаю английские. Европа, понимаете ли! Старина ее резных перил и все такое прочее, далее – по тексту. – Человек чуть наклонился, и я узнал лысого оперативника.

– «Ротманс», – сказал он в окошко и добавил, вновь обращаясь ко мне: – Вкус удачи! Так ведь говорят в рекламе, а, Генрих Генрихович?

– Я не смотрю телевизор! – забирая свои сигареты и бутылку, отозвался я.

– Заняты? Все работа? Понятно. – Он оперся плечом о стену ларька, сочувственно покивал головой. – У меня у самого дел невпроворот.

Продавец выложил на прилавок пачку «Ротманса» и сдачу.

– Спасибо, – кивнул лысый продавцу, распечатал пачку, вытащил сигарету, похлопал себя по карманам. Зажав бутылку под мышкой, я достал зажигалку, дал ему прикурить. Глубоко затянувшись, он вновь посмотрел на меня.

– Заходили в квартиру отца? Да, печальная история.

– А вам-то какое дело? – Мне захотелось хорошенько размахнуться и вмазать ему бутылкой по лысине. – Занимаетесь бойней в ресторане? Занимайтесь! Занимаетесь ограблением в моей мастерской? И это пожалуйста! Я ни в чем не замешан. Ничего не знаю. Что вы следите за мной? А? Что вам мой отец?

– Ну-ну-ну! – Он миролюбиво улыбнулся. – Что это с вами? Такой были тихий, испуганный. И вдруг – о-го-го!

– Ну хорошо! Я заходил в квартиру отца. Сейчас собираюсь туда вернуться. Там переночую. Выпью. Я люблю пить один. Завтра утром приеду домой, приберусь…