Читаем Рев Годзиллы и крик Пикачу полностью

Глазу очень есть на ком остановиться. Крайне разнообразная палитра: от сексапильных школьниц в синих униформах с приспущенными гетрами (в этом плане Япония - рай для Гумбертов Гумбертов), субтильных и не очень парубков в мундирчиках, невероятных уличных плейбоев (один, помню, стоял на людной Синдзюку-дори - беловолосый, в идеальном черном костюме с наброшенным поверх длиннейшим пальто из белого искусственного меха - и откровенно клеил красивых девушек), хладнокровных яппи, обыкновенных студентов-велосипедистов и сногсшибательных когяру. Они - самые заметные. "Ко" - молодая. "Гяру" girl. По-русски говоря, старшеклассница. Днем сидит в униформе за партой и пишет не разгибаясь. Придя домой, переодевается в крикливо-яркое, красится, встает на чудовищные платформы и топает тусоваться. Стиль когяру в Японии называют tropical girl style. Хотя, на мой взгляд, это сплошная эклектика, гремучая смесь XXI века с 1970-ми: платформы, мини-юбки, нечерные волосы, прически а-ля-девочка-хиппи-68, веки с белыми тенями, огромные накладные ногти с картинками (луна + снежинки + рыбки + звездочки), яркие побрякушки и неизменный мобильник с крохотным покемоном. В общем - школьный постмодернизм. Главный слоган журнала когяру Egg, цветасто-крикливо рекламирующего аксессуары продвинутых старшеклассниц: "Get wild be sexy!" Их кумир - насекомоподобная поп-звезда Хамасаки Аюми с глазами мотылька и голоском комарика. Место тусовки - супертехногенная станция Сибуя.

Во многом движение когяру - реакция на авторитарную школьную систему, ставящую во главу угла послушание, чинопочитание и "здоровый" коллективизм. В японской школе уживаются дедовщина и идзиме - травля белой вороны "здоровым" коллективом (родителям положено не вмешиваться). Случаи самоубийства школьников не редкость. Семья же готовит своего отпрыска к суровой жизни в обществе социалистического капитализма (корпоративная этика + самоотверженный труд + годовой отпуск 7 дней + бытовой аскетизм).

Глотнув непродолжительной свободы, когяру кончают школу, становясь просто гяру, перестают красить волосы и веки, одеваются как все, попадают в систему (учатся + работают), выходят замуж, чтобы по ночам раздевать любимого мужа, приползшего с корпоративной пьянки, и ставить ему будильник на 6:30. А утром готовить японский завтрак под пение Утады Хикару.

Метро - реально необъятное. Комфортное и удобное. Десятки линий сплетаются в безумную мандалу. Ежедневно на нее медитируют миллионы. Подземка Токио потрясает, как Левиафан. Но там всегда чисто и уютно, даже в час пик. Японцы любят спать стоя. Выспаться в метро на груди у европейца тайная мечта многих японцев. Так на моей широкой русской груди однажды поутру выспалась скромно одетая девушка в очках (на кольцевой: от Икебукуро до Уэно). Спала, приоткрыв пухлый рот, сжимая в руках портфель и мобильник. Проснувшись - извинилась. За что?

Тем не менее. При всем внешнем комфорте. При всех бытовых и социальных удобствах. Город работает, как часы. Но проникнуть в его душу туристом, как в Париж или Нью-Йорк, невозможно: он ускользнет. Не верьте тем, кто судит о Восточной Столице после двухнедельного японского тура. Это всего лишь скольжение по поверхности великого айсберга: Токио не открылся им. В нем надо пожить. Тогда он впустит вас. И навсегда войдет в ваши сны. И засыпая зимой на Ленинском проспекте, вы вспомните, как душным июльским вечером выворачивали мокрый карман брюк (влажность 98%), чтобы достать ключ от своей маленькой квартирки в Мусасино: огромная зеленая луна в дождевой луже на асфальте, ожившие после дождя цикады в саду, электричка, богомол на решетке кондиционера, голоса велосипедистов, упаковка суши, кассета фильма "Слепой самурай", незаживающая ссадина на безымянном пальце...

А просыпаясь летом в Рузе, почувствуете привкус недолговечного токийского снега на губах.

1 ноября 2003 года

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза