— Нет! Нет. Я просто хочу получить то, ради чего пришла сюда, и вернуться домой. Я… — у меня перехватывает горло. Как бы ни старалась, мне никак не удается выдавить из себя эти слова. Работница аптеки покачивается, ее образ странным образом искажается. Я думаю, что сейчас потеряю сознание, но потом понимаю, что плачу. — Я просто... хочу домой.
— Ладно, хорошо. Господи Всемогущий, помоги мне, — бормочет женщина.
Она отходит от меня и спешит к одной из узких полок позади нее, встает на цыпочки и достает нужную коробку. Осторожно кладет её между нами, выглядя лет на десять старше, чем была, когда я вошла сюда несколько минут назад.
— А вы не могли бы... не могли бы вы ее открыть? — сухим голосом спрашиваю я.
Коробка запечатана в толстый пластик, наподобие того, в который упаковывают бритвенные лезвия. Вам всегда нужны ножницы, чтобы справиться с этой штукой. У меня нет никакой надежды разорвать его зубами.
Женщина смотрит на меня из-под плотно сдвинутых бровей.
— А ты не хочешь подождать, пока вернешься домой, сладкая…
— Нет.
Она кивает, ее руки быстро двигаются, доставая нож из кармана своей белой куртки и ловко разрезает толстый пластик. Женщина вынимает коробку из футляра и протягивает мне. Я с трудом удерживаю эту чертову штуковину на месте, пытаясь открыть ее. Требуется три попытки, чтобы разорвать картонный язычок, а затем еще две попытки успешно вытащить запечатанную блистерную упаковку, содержащую одну крошечную таблетку.
— Постой, позволь мне дать тебе немного воды.
Я не жду воду. Вскрываю металлическую фольгу на обратной стороне пластикового листа, вынимая таблетку большим пальцем с другой стороны, и бросаю ее в рот так быстро, как только могу, с трудом сглатывая.
Я выхожу из аптеки, не сказав больше ни слова.
Только когда возвращаюсь домой, вставляю ключ в замок входной двери, крадучись пробираюсь в свою спальню, отчаянно стараясь не разбудить маму и папу, я понимаю, что даже не заплатила за таблетку.
Далекий вой сирены заставляет меня вырваться из кошмара наяву. Я снова на кладбище, снова в ледяном холоде, смотрю на могилу Самуэля Хоторна. Все это еще так чертовски свежо в моей памяти. Такое чувство, что это случилось вчера. Иногда мне кажется, что прошло совсем немного времени, и я все еще торчу в своем парализованном теле за тем окном, смотрю внутрь, не в силах пошевелиться или отвернуться, наблюдая, как мои друзья отворачиваются от меня.
— Какого черта ты ей тогда сказал, а? — шепчу я надгробию. — Какого хрена ты сказал Кейси, что она так отреагировала?
Я уже очень давно задаю себе этот вопрос. Должно быть, что-то очень плохое. Действительно чертовски плохое. Я как-то спросила Кейси, сразу после вечеринки, а она плюнула мне в лицо. Буквально.
Из своей холодной, одинокой могилы Самуэль Хоторн отказывается признаваться в своих тайнах.