Реванш (ЛП)

Очевидно, он думает, что я сопливый молокосос. Неопытный сопляк. Настолько зеленый, что буду колебаться в ту же секунду, когда ситуация обострится. Однако за последний месяц Монти поручал мне все виды хреновых заданий. Я едва оправился от проклятого огнестрельного ранения, напоминающего о себе всякий раз, когда неосторожно двигаюсь, но мой босс не собирался давать мне передышку. Похоже, в последнее время я пачкаю руки каждый гребаный день. Если мне придется сделать Уэстбруку больно, чтобы убраться отсюда и вернуться к Сильвер, то я, бл*дь, не буду колебаться ни секунды.

Нет ничего такого, чего бы я не сделал, чтобы вернуться к Сильвер.

Небрежно прислонившись спиной к столу Уэстбрука, я размышляю, как лучше всего справиться с лежащим передо мной мешком дерьма. Монти осторожен в своих словах до паранойи. Он никогда не говорил мне ломать кому-то кости. Никогда не приказывал отправить кого-то прямиком в больницу, но его намерения всегда очень ясны. Монти ожидает, что сегодня вечером я устрою здесь хаос, чтобы вернуться из Беллингема с этой черной спортивной сумкой. Он будет очень разочарован, если оставлю этого парня на ногах.

Я уже смирился с тем, что мне придется уложить Уэстбрука, когда он нарушает ход моих мыслей.

— Ты ведь тот самый Моретти, да? — говорит он. — Мальчик Джека.

Тот факт, что он использовал прозвище моего отца, на самом деле ничего не значит. Джакомо не очень распространенное имя в этих краях; большинство людей было более комфортно называть его Джеком. Но это не значит, что Уэстбрук знал моего отца. Хотя я не уверен. Отец бежал из штата Вашингтон так давно, что очень странно встретить кого-то, кто его помнит. Слышать, как его упоминают здесь, в этом темном, убогом кабинете, с лакированными деревянными панелями и плюшевым кремовым ковром под ногами, кажется... просто чертовски... неправильно.

— Твоему папаше никогда не нравился Монти, — мягко говорит Уэстбрук. — Он бы, вероятно, рвал и метал, если бы узнал, что этот импотентный ублюдок предъявил на тебя свои права.

— Заткнись на хрен, Пит. Мой отец здесь ни при чем. У тебя есть сумка или нет?

Улыбаясь, Уэстбрук расслабленно опускает голову и кладет подбородок на грудь. Ему за сорок, хорошо одет, хорошо сложён, солидный парень с руками, размером с гребаные лопаты. Думаю, в свое время он участвовал в боях без правил и, определенно, зарабатывал много денег, делая ставки на подтасованных боях.

— Мне просто любопытно. Монти когда-нибудь объяснял, почему он взял тебя к себе, Моретти? — спрашивает он.

Я сжимаю челюсти, стискивая зубы.

— Сумка. Скажи мне, что она у тебя, или я, бл*дь, вырву твои руки из суставов.

— Знаешь, он раньше работал на Монти. Твой старик. Так же, как и ты сейчас. Хотя Джек был немного более убедителен, когда с угрозами появлялся на чьем-то пороге. Все дело в его глазах. Такие чертовски темные и бездушные. В старине Джеке было что-то примитивное. Когда ты смотрел на него, а он на тебя, то терял всякую надежду. Сразу было понятно, что он не такой, как другие мужчины. Он действовал на том уровне, от которого все остальные эволюционировали. Секс. Еда. Деньги. Сила. Это были единственные вещи, которые имели значение для Джека. Самое необходимое для выживания. Взывать к его сочувствию было бесполезно. Никакого чувства справедливости. Он не обладал ни тем, ни другим. Для Джека существовала только конечная цель. Да поможет тебе Бог, если ты окажешься в его дерьмовом черном списке.

Мне было пять лет, когда мой отец сбежал. Достаточно взрослым, чтобы иметь несколько воспоминаний об этом человеке, хранящихся в глубине моего сознания, но достаточно молодым, чтобы края этих воспоминаний казались мягкими и расплывчатыми, как будто они даже не были реальными, или, возможно, я их вообразил. Хотя отчетливо помню, что чувствовал себя приклеенным к полу, когда этот больной ублюдок злился на меня. Помню, как паника коварно ползла вверх по шее всякий раз, когда он поднимал кулак, чтобы ударить меня... потому что я точно знал, что отец собирается довести дело до конца.

Уэстбрук лает не на то гребаное дерево, если думает, что воспоминаниями об отце разжалобит меня. Пожалуй, он делает эту ситуацию гораздо, гораздо хуже.

— У тебя есть дети? — спрашиваю его, мой голос так же напряжен, как и моя поза.

Уэстбрук смеется.

— Если я скажу «да», ты избавишь меня от мучений этого дерьмового допроса?

— Ответь на вопрос.

— Да, у меня есть дети. Трое. Два мальчика и девочка.

— Мило. Ты бил их? Швырял их? Ты поднимал руку на их мать?

Теперь он ничего не говорит. Улыбка медленно сползает с его лица.

— Наверное, будет лучше, если мы не будем говорить о моем отце и сосредоточимся на главном, да, Пит?

Лед в моем тоне, должно быть, охладил его. Уэстбрук тяжело сглатывает, ерзая на полу.

— Между отцом и сыном всегда существует вражда. Всегда есть причина, по которой один ненавидит другого. Но Джек не бросал тебя, Моретти. Он бежал, потому что Монти…