Следует сразу же отметить, что в этом процессе, несмотря на его общую безусловную деструктивность, были и отдельные позитивные стороны. В частности, финансирование судов увеличилось и во многих регионах стало почти достаточным, а сами суды были вырваны из-под феодального по своей сути контроля региональных властей.
В 2007 году наметились довольно существенные изменения к лучшему, связанные прежде всего с выводом региональных силовых структур (с ФСБ это произошло раньше; новостью 2007 года стало высвобождение МВД, прокуратуры и кое-где даже налоговых органов) из зависимости от губернаторов. Если раньше те чувствовали себя полными хозяевами в регионах и творили практически что хотели, то теперь начали бояться, так как каждое ведомство (также часто коррумпированное, но преследующее собственные корпоративные интересы) может начать безнаказанно «копать» под них.
Справедливости ради следует отметить, что соответствующие институциональные преобразования были проведены ранее; в 2007 году произошел лишь психологический перелом, связанный в ряде случаев с заменой креатур губернаторов на назначенцев федерального центра. Руководителей региональных силовых структур и налоговых служб, являвшихся ставленниками губернатора, как правило, заменили или же поставили в неопределенное положение, создав ощущение их предстоящей в обозримом будущем замены. На ставленников губернаторов, возглавляющих районы, а также являющихся членами региональных правительств, возбуждают уголовные дела, перехватывая тем самым непосредственный контроль за ними и получая дополнительные рычаги воздействия на губернаторов, которых самих по себе пока практически не трогают.
В результате этих действий в ряде наиболее экономически значимых регионов России возникли «системы сдержек и противовесов», в принципе позволяющие бизнесу развиваться, так как фактическая ликвидация монополии губернаторов на власть дала ему возможность жаловаться одним властным структурам на произвол других. Губернаторы боятся принимать негласные решения, активизируя использование комиссий при, например, выдаче лицензий, и даже не всегда контролируют эти комиссии в полной мере.
Связанное с разрушением монополии губернаторов на власть улучшение делового климата наблюдается в большинстве крупных и коммерчески привлекательных регионов. При этом раздробленность региональных силовиков создает объективную потребность в независимом ни от кого из них суде (зависимость которого от администрации президента может при этом сохраняться) как органе балансирования различных корпоративных и административных интересов (а отнюдь не исполнения закона как такового), что создает объективные предпосылки для относительного оздоровления, как судебной системы, так и экономики в целом.
Существенные изменения без лишней огласки были внесены и в работу апелляционных судов в части, касающейся «споров хозяйствующих субъектов». С начала 2007 года их участники столкнулись с качественно новой практикой передачи дел на апелляцию в апелляционные суды не того же самого региона, в котором дело рассматривалось судом первой инстанции (в целом ряде случаев заранее «прикормленного» или «прирученного» иным способом одним из участников конфликта), а иных регионов, порой и иных федеральных округов.
При этом дела не передавались на апелляцию в апелляционные суды, имевшие личные связи с судами, рассматривавшими дело в первый раз.
В результате сложившаяся в целом ряде российских регионов коррупционная «смычка» между судами первой и второй инстанций, практически лишающая как хозяйствующих субъектов, так и население доступа к правосудию, начинает постепенно если и не разрушаться, то, во всяком случае, размываться. Это дает возможность перейти в перспективе к оздоровлению судов первой инстанции, так как слишком большое число решений, отмененных апелляционным судом, является объективным признаком недобросовестности или неквалифицированности соответствующего судьи, и он не может не понимать этого.
Это еще не перелом, это лишь робкое проявление качественно новой тенденции, но и оно вселяет забытое чувство надежды.
Однако, главная задача, как представляется, все же более глубока и масштабна: это обеспечение независимости судебной системы от исполнительной и законодательной властей, в том числе лично от президента. На протяжении всего времени разговоров о судебной реформе она даже ставилась исключительно на словах. Реальное ее выполнение попросту не подразумевалось, а действительная цель судебной реформы была строго противоположной. Между тем только независимый (хотя бы относительно) суд способен стать конституирующим элементом общественного устройства, обеспечивающим цивилизованную для граждан и предприятий и эффективную для общества и национальной экономики жизнь по закону, а не по хаотическим и меняющимся без предварительного уведомления «понятиям».
На практике, несмотря на все разговоры и частично действительно предпринимавшиеся усилия, сохранился не только бюрократический, но порой даже и криминальный контроль за российским судопроизводством.