Реванш русской истории

Проиграв реальную войну за Смоленск, Польско-Литовское государство выиграло под Оршей войну пропагандистскую. Поэтому я не недооценивал бы важность памятных монет и прочих символических жестов. Украинская пропаганда явно апеллирует сегодня к общему «литовскому» опыту с Белоруссией. Фундаментом этой общности может стать именно противостояние России. И последнее. Если вы увидели в изложении событий 500-летний давности совпадения и параллели, то все они, разумеется, не случайны.

16 октября 2014

Организация побежденных наций

В политической риторике России последнего года всё чаще и настойчивей звучит обиженное разочарование Европой, которую мы считали самостоятельным геополитическим игроком и которая на поверку оказывается собранием политических марионеток США, для которого институты ЕС играют роль оккупационной администрации.

Почему мы этому удивляемся, для меня совершенно необъяснимо.

Европа была и остается оккупированной территорией. Ее завоевание случилось в 1944–1945 годах, не без нашего прямого участия и с нашего прямого одобрения, и относительно честно – США и СССР разделили Европу пополам.

Попытки сопротивления американскому диктату и формирования в Европе третьей силы, предпринятые Шарлем де Голлем, в конечном счете были оставлены даже французской элитой.

Хотя тот эксперимент заставляет американцев дергаться. В этом году Голливуд разразился картиной «Грейс, княгиня Монако» – злобной карикатурой на де Голля, основной посыл которой: всякий, кто стремится придать Европе самостоятельность и следовать национальным интересам, а не «соображениям бизнеса» (читай – политике США), – отвратительный диктатор, обижающий хорошеньких блондинок. Шаг вправо, шаг влево – побег. В 1990 году мы добровольно покинули свою половину Европы, никем особо не принуждаемые и без всякой для себя выгоды. Оправданием была странная фантазия о некоей нейтральной дружественной по отношении к России Европе, в центре которой будет находиться объединенная нашей, как мы воображали, милостью Германия.

Никаких гарантий, обязательств и обещаний никто не давал. А потому второй «сооккупант» поступил единственно возможным для себя образом – в той или иной форме оккупировал всё то пространство, которое оставили мы, и начал себя вести по своему (и впрямь временами весьма скудному и аморальному) разумению.

Однако даже четверть века американского беспредела в Европе и за ее пределами нас, строго говоря, не вполне отрезвили. Мы по-прежнему надеемся – и говорим об этом публично, – что однажды Россию примут на равных правах в концерт уважаемых европейских наций. Нам не нужно многого, нам не надо никакой всемирной гегемонии, экспорта революции, игр в сверхдержаву, мы не рвемся восстанавливать Российскую империю. Просто нас уважайте.

Это – красивая и достойная мечта. Своеобразный внешнеполитический национализм. Но эта мечта подразумевает, что существует какое-то место, какое-то политическое пространство, называемое Европой, где рядом друг с другом заседают равные уважаемые и уважающие друг друга нации, воссесть за одним столом с которыми и приятно, и почетно.

Между тем такого пространства, Европы наций, давно уже нет. Есть, по злому выражению, касающемуся превращения «восьмерки» в «семерку», «США и их шестерки».

Европа наций, концерт великих европейских держав, которые уважают друг друга, придерживаются принципов относительно честной игры и выступают на равных – это картинка позапрошлого века, ставшая совершенно неактуальной как раз сто лет назад, с началом Первой мировой войны.

Да, большую часть XIX века существовал европейский концерт держав – Англии, Франции, России, Германии, Австро-Венгрии. Предполагалось, что в основе каждой из этих держав лежит единая нация (единственным по настоящему проблемным исключением здесь была Австрийская империя, раздираемая германо-мадьяро-славянскими противоречиями).

Эти державы были равноправными нациями у себя дома, в Европе, и империями в глобальном измерении. Мир великих колониальных империй, выступающих в Европе как сравнительно равноправные цивилизованные нации, – вот та политическая утопия, в которой нам так нравилось пребывать и равноправное место в которой было мечтой нашей геополитики и её роковым вопросом. Если бы Россия имела уверенность в собственном полноправии в Европе, этого вопроса – «Почему нас всё время ставят в положение быка при Юпитере?» – попросту бы не возникло.

Владимир Путин попытался снять эту дилемму быка и Юпитера, прибегнув к своеобразной изоляционистской риторике и сравнению с медведем: медведь сидит у себя в тайге, ни к кому не лезет, но и к нему лезть не надо. Однако по большому счету это всё та же постановка вопроса о равноправии России в европейском концерте. Не лезьте в наши дела – и мы не полезем в ваши.