Реваншист. Часть первая

В отеле мы с Юрой, не сговариваясь, стали разбирать покупки, выкладывая их на кровати. Итак, что имеем? Шубка белая из искусственного меха — одна. В Германии такие носят исключительно турчанки — дешевка. Что сделаешь, нет у меня денег на норковую. В СССР и искусственная сойдет за последний писк. Тем более, что к шубке прилагается белый берет из мохера и белые же сапоги. Последних в Минске вообще ни у кого нет — в СССР не выпускают обувь такого цвета. И из-за границы не завозят — не практичная. Но нам на это плевать. Минск обзавидуется. Это не все. Лиле предназначены белая «водолазка» и джинсовое платье-клеш без рукавов. Можно носить летом, а можно — и зимой, поддев под него ту же «водолазку». Теще и Маше по мохеровой кофте; первой — черного, второй — светло-коричневого цвета. Мужчинам семьи Девойно и отцу — джемперы с треугольным вырезом спереди. Акрил с добавлением шерсти, рисунок — разноцветные ромбы. У каждого — разный. Будут надевать по праздникам, вызывая завистливые взгляды соседей. Заграница… Самое смешное, что стоило все это недорого — синтетика. Плюс я потребовал и получил скидку за оптовую покупку. Послезнание рулит. Себе я выбрал джинсовый костюм и коричневые ботинки. В СССР буду выглядеть модно.

— Ого! — раздалось за плечом. Я повернулся. Юра смотрел на разложенное богатство во все глаза.

— Семья у меня большая, — сказал я.

— Сергей… — он смутился.

— Деньги потратил? — сообразил я.

— Ага! — вздохнул он. — Оставил тридцать марок на всякий случай, а потом увидел кофточку…

— Девушке?

— Маме. Она меня одна растила. Отец умер, когда мне было четырнадцать.

Я достал из кошелька и протянул ему банкноту в 50 марок. Он радостно зажал ее в руке.

— Я отдам! В Москве.

— Не нужно! — сказал я. — Заберу коньяк, и мы в расчете.

— Согласен! — обрадовался он. Еще бы. «Двин» в СССР стоит чуть более 20 рублей за бутылку. Поменять их на марки по курсу один к одному — неслыханная удача. Хотя Госбанк СССР считает иначе. Он за марку дает 36 копеек. Только кто ж ему по такой цене продаст? На черном рынке марка стоит 2,5 рубля, да еще, попробуй, найди. За нелегальную торговлю валютой в СССР статья — вплоть до расстрела…

Ужинали по-прежнему компанией. В этот раз закуска была скромнее — привезенная с собой колбаска и хлеб. Плюс вареные яйца. Жареных куриц съели вчера, спиртное почти все выпили. На столе стояли бутылка водки и «Двин». Коньяк, естественно, мой. Пить не хотелось, но Панкина следовало угостить — ему «Двин» нравится. С председателем правления ВААП нужно дружить.

За ужином мы просмотрели выпуски новостей. Пресс-конференцию и, вправду, крутили по всем каналам. Вертящий головой журналист вызвал восторг у фронтовиков.

— Так ему и надо, фашисту! — заключил Юрий Васильевич. — А то взяли моду через губу разговаривать. Забыли, кто на рейхстаге расписался.

— Кстати, Сергей, — сказал мне Панкин. — Циммерман звонил, просил передать тебе, чтобы завтра нашел его на выставке. Похоже, им твое предложение понравилось.

Вот что «Двин» животворящий делает! А ведь мог и не сказать. Телефон в номере только у Панкина. Фронтовики уставились на меня.

— Сказку хочу для них написать, — объяснил я.

— А-а… — протянул Григорий Яковлевич, и оба писателя утратили ко мне интерес. Сказки им не интересны. Они остались на той на войне, как и другие представители «лейтенантской» прозы. На наших пядях и крохах. О том пишут и будут писать…

Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы…

Лучше не скажешь…

* * *

Циммерману на следующий я вручил полиэтиленовый пакет с «Двином». Пакетом я разжился на ярмарке. Их раздавали в качестве сувениров на ряде стендов, чем наша делегация охотно пользовалась. В СССР это подарок, да еще какой!

— Здесь любимый коньяк Черчилля, — сообщил я удивленному немцу.

— Правда? — не поверил он.

— Можете заглянуть в «Британику». В статье о Черчилле это есть.

— Данке, — сказал он, — но я понимаю, что вы пришли сюда не за тем, — он улыбнулся. — Перейдем к делу. Ваша идея вызвала споры у моих подчиненных, но я решил попробовать. «Экстрасенс» после беседы с журналистами пойдет хорошо, и можно надеяться, что новая книга автора вызовет интерес. Тираж не большой, гонорар — две с половиной тысячи марок. Устроит?

— Да, — сказал я. — Но с одним условием. Со всего, что свыше этого тиража — тридцать процентов автору от оптовой стоимости экземпляра. И мою долю перечислять в немецкий банк.

— А вы самоуверенны! — хмыкнул он. — На какой тираж вы рассчитываете?

— Два миллиона. Это в Германии. В остальных странах раз в десять больше.

— Однако! — охнул он.