Напротив останков карусели обнаружился частный ресторан, в котором они и пообедали. Меню и мастерство шеф-повара были вне конкуренции, но, как оказалось в дальнейшем, цена – тоже. Прочитав итоговую сумму счета, Всеволод-старший крякнул, а Всеволод-младший округлил глаза и только протянул: «У-у-у-у-у-у-, б…ь…» Обед обошёлся Волковым в добрых пятнадцать рублей. Тут же оба вспомнили, сколько стоили ночлег, стол и услуги извозчика все вместе, и отец согласился с сыном, заметив: «Действительно, б…ь…»
Волковы вышли из ресторана вполне удовлетворённые желудочно, но с чувством глубокого морального неудовлетворения, которое значительно углубилось буквально через пять минут. Проходя мимо небольшой чайной, они услышали возглас одного из посетителей, оккупировавших летнюю открытую веранду: «Рыбки жареной на двугривенный!» Отец и сын чуть не упали, увидев, что крикун шествует к столику, неся тарелку, на которой возвышалась целая гора рыбы. Всеволод-младший с трудом оторвался от созерцания счастливого рыбоеда и перевёл укоризненный взор на старшего. Тот только смущённо кашлянул, слегка покраснел и пробормотал; «И на старуху бывает проруха, как сказала польская красавица Инга Зайонц через месяц после свадьбы с другом моего детства Колей Остен-Бакеном»[22]. И тут же принялся перечислять варианты убивания времени до отправления парохода.
Идея посидеть в пивной или чайной отклика не встретила: оба были сыты. Шляться по городу не хотелось от слова «совсем», гулять в местных парках – тоже. Ведь чёрт его знает, на какую пьяную компанию можно налететь вечером выходного дня. А конфликты с местной шпаной и отцом, и сыном были признаны делом хоть и не особо опасным, но совершенно не подходящим для пришельцев из будущего. И тогда отец предложил сходить в театр. Сын подумал и согласился, присовокупив, однако, что лично он сомневается в наличии театра в Петрозаводске образца двадцать девятого года двадцатого века.
К его удивлению, театр имелся. Причём, как пояснил словоохотливый билетёр, существовал он аж с тринадцатого года. Но вот билетов на спектакль…
– Папань, у меня складывается ощущение, что они тут всем городом идут в театр, а потом сваливают в Питер, – заметил сын и вздохнул: – Чёртовы театралы! Ну и чего тогда делать будем?
«Дело», как ни странно, нашлось быстро: в крыле здания театра разместился кинотеатр «Триумф».
И хотя Волковы были невысокого мнения о немом кинематографе, но, как сказал младший: «На безрыбье и рыбу раком», – и они купили билеты на фильм Александра Довженко «Арсенал». Волков-старший тут же рассказал сыну, что сам Довженко, будучи рядовым армии УНР, принимал участие в штурме того самого завода «Арсенал», о котором потом снял фильм.
– И вообще Довженко был тот ещё националист! – закончил Волков-старший свою гневную филиппику.
– А теперь, значит, перековался? – спросил вдруг парень в смазанных сапогах и лихо надвинутом картузе, который внимательно прислушивался к беседе отца и сына.
Волковы дружно повернулись к неожиданному собеседнику. Младший оценивающе оглядел крепкие плечи и серьёзные кулаки парня, с удовлетворением отметил, что сам-то он и в плечах пошире, и мускулы покрепче, да и кулаки – побольше. «Если этого гаврика гасить придётся – проблем он нам не нарисует!» – успокоил себя Всеволод. Старший же Волков в первую очередь обратил внимание на кимовский значок на груди парня. Это его и обрадовало, и огорчило одновременно, поэтому отвечать он начал, тщательно подбирая слова:
– Нет, не перековался. Как мне кажется, националист вообще не может перековаться до конца. Косвенным подтверждением этому может служить то, что Партия в которую вступал Довженко, – не большевистская, а это были так называемые боротьбисты. Вам знакомо это название, товарищ?
Кимовец кивнул, но добавил, что о боротьбистах он знает очень мало. Волков-старший и сам знал об этом эсеровском течении не очень много, но, как мог, поведал сыну и новому знакомцу об истории эсеровского движения на Украине.
– …и из Партии его очень правильно исключили. Вообще-то лично мне как-то не очень нравится, что боротьбисты, а проще говоря, – националисты прорвались на Украине на руководящие должности, м-да… Однако вынужден признать, что теперь национализм Довженко стал, так сказать, градусом пониже. Впрочем, зараза эта из него так до самой смерти до конца и не выйдет… – тут он спохватился и быстро добавил: – Во всяком случае так многие считают…
Кимовец помолчал, потом, утвердительно тряхнув головой, заметил, что, конечно, в Москве о таких вещах лучше знают. Поблагодарил за интересный рассказ и отошёл к группе своих товарищей. Только тогда Волков-старший перевёл дух и вытер слегка вспотевший лоб.
– Что, папань, теперь ты прокололся? – усмехнулся сын.
– Да уж… – отец снова вытер лоб. – Что есть, то есть. Прокололся по полной программе. Ну, значит, мне наука будет: особо не болтать, а если уж надо что-то рассказать, так делать это не в полный голос.
И Волковы негромко, но весело рассмеялись.