Однажды утром, во время выездной сессии суда, когда съехались все судейские и в городе царило особенное оживление, уже упоминавшийся нами поверенный сэра Уилфрида, человек весьма почтенный, посетил своего доблестного клиента на дому и сказал, что имеет для него важные известия. Ведя дело другого знатного клиента, сэра Роджера де Вспинунож, приговоренного к повешению за подлог, адвокат побывал у него в камере смертников, а по дороге туда в тюремном дворе увидел и узнал за решеткой особу, хорошо известную Уилфриду, — тут поверенный с многозначительным видом протянул ему записку, написанную на клочке коричневатой бумаги.
Каковы же были чувства Айвенго, когда он узнал почерк Ровены! Дрожащими руками распечатав послание, он прочел следующее:
«Мой милый Айвенго!
Ибо я твоя теперь, как и прежде, и первая моя любовь всегда-всегда была мне дорога. Вот уже год, как я умираю вблизи от тебя, а ты и не пытаешься спасти свою Ровену. Неужели ты отдал другой — не хочу называть ни имени ее, ни ее ненавистной веры — сердце, которое должно принадлежать мне? Но я прощаю тебя — со своего смертного одра на тюремной соломе я посылаю тебе прощение: я прощаю тебе и все перенесенные оскорбления, голод и холод, болезнь моего мальчика, горечь заключения и твою влюбленность в еврейку, отравившую нашу брачную жизнь и заставившую тебя, — я в этом уверена, отправиться за море на поиски се. Я прощаю тебе все — и хотела бы проститься с тобой. Мистер Смит подкупил тюремщика — он сообщит тебе, как можно со мной увидаться. Приди и утешь меня перед смертью обещанием позаботиться о моем сыне, сыне того, кто (пока ты отсутствовал) погиб как герой, сражаясь рядом с
Предоставляю читателю самому судить, было ли это письмо приятным для Айвенго; однако он осведомился у поверенного, мистера Смита, как можно устроить свидание с леди Ровеной, и узнал, что надо переодеться в адвокатскую мантию и парик и тогда тюремщик пропустит его в тюрьму. Будучи знаком с несколькими джентльменами из Северного судебного округа, Айвенго легко добыл себе такой наряд и не без волнения вошел в камеру, где уже целый год томилась несчастная Ровена.
Всякого, кто усумнится в исторической точности моего повествования, я отсылаю к «Biographic Universelle» [24] (статья «Jean sans Terre» [25]), где сказано: «La femme (Tun baron auquel on vint demander son fils, repondit, «Le roi pense-t-il que je confierai mon fils a un homme qui a egorge son neveu de sa propre main?» Jean fit enlever la mere et l'enfant, et la laissa mourir de faim dans les cachots» [26].
Я с живейшим сочувствием представляю себе, как этот неприятный приговор совершается над Ровеной. Ее добродетели, ее решимость, ее целомудренная энергия и стойкость являются нам в новом блеске, и впервые с начала этой повести я чувствую, что отчасти примирился с ней. Проходит томительный год она тает, становится все слабее и слабее. Наконец Айвенго, переодетый адвокатом Северного судебного округа, проникает в темницу и застает свою супругу при смерти; лежа на соломе, она прижимает к себе маленького сына. Она сохранила ему жизнь ценою своей собственной, отдавая ему целиком скудную пищу, приносимую тюремщиком, и теперь умирает от истощения.
Какова сцена! Я чувствую, что как бы помирился с этой дамой, и мы расстаемся друзьями, — ведь это я устроил ей столь героическую смерть. И вот представьте себе появление Айвенго — их встречу, слабый румянец на ее исхудалом лице, трогательную просьбу заботиться о маленьком Седрике и его заверения.
— Уилфрид, первая любовь моя, — тихо проговорила она, отводя седые пряди со впалых висков и нежно глядя на сына, сидевшего на коленях у Айвенго. — Поклянись мне святым Валтеофом из Темплстоу, что исполнишь единственную мою просьбу.
— Клянусь, — сказал Айвенго и обнял мальчика, уверенный, что просьба будет касаться судьбы невинного ребенка.
— Святым Валтеофом?
— Да, святым Валтеофом.
— Обещай же мне, — простонала Ровена, устремив на него безумный взгляд, — что никогда не женишься на еврейке.
— Клянусь святым Валтеофом! — вскричал Айвенго. — Это уж слишком, Ровена!