Реверс

— Ты же не думаешь, что я тебя одну оставлю. — Антон подцепил пояс моего плаща и притянув к себе провёл кончиками пальцев по щеке.

Завораживая, заставляя смотреть ему в глаза, слушать и слышать.

— Он, — так Антон называл своего отца, — Не успокоится. Если узнает про аборт, не даст сделать. — лицо его исказилось от злости.

— Да нечего спасать. Нет там никого. Чёрная дыра. — прошептала едва слышно, решив после слов Антона, что нас подслушивают.

— Ты не беременна? — удивился Антон и даже обрадовался.

— Это не та беременность, после которой рождается чудный ребёночек. Пустое плодное яйцо и я хочу, чтобы его убрали. Если мы будем тут болтать, мы опоздаем. — призналась всё же и дёрнулась в сторону лестницы.

Антон зашагал вместе со мной, но руку из-под пояса так и не убрал.

В больницу мы прибыли вовремя, я заполнила все необходимые документы, и всё. Операционная залита холодным светом, за окном льёт серый дождь, а на душе погано. Вот только на этом кресле, в этот миг и стало гаже всего.

Я ведь могла на нём оказаться значительно раньше, ещё три с лишним года назад. Но не оказалась. Память перемотала, забросила в тот день, когда Антон подумал, что я сделала аборт. И ведь не позвони ему, я бы сделала. Наши дороги бы разошлись, и я бы не сидела на этом кресле.

— Начинаем? — анестезиолог взял в руку маску и потянул меня за плечо, предлагая лечь.

Каждая клеточка тела была напряжена настолько, что сделать это получилось с трудом. Маска сразу легла на лицо и через десятки секунд я уплыла в прекрасный сон.

По иронии судьбы мне снилось рождение Вани. Те долгие часы мучений что с лихвой были награждены кричащим младенцем, выложенным на грудь. Антон, стоящий у изголовья, счастливо улыбался, глядя то на меня, то на сына. И солнце, палящее в окна родовой, грело душу и тело. И очень хотелось пить…

Я приходила в себя ещё в операционной, но лишь обрывками помнила, как добралась до палаты. Хотелось пить и спать, но пить сказали нельзя, а вот спать можно и я спала. Снова погружаясь в цветные сны. Шарики, Ваня, и солнце — вот такие сны мне снились пока не разбудил хирург.

Быстро осмотрел, провёл краткий инструктаж под чутким вниманием Антона и отпустил домой. Антон же всё это время был в больнице, не отходил от меня и не скрывал, как переживает. Всё бы отдала в этот момент за то, чтобы не было у меня ничего с его отцом. Но увы, перемотать жизнь нельзя.

— Пошли. Ты как? Давай я донесу до машины. — предложил Антон, видя моё затруднение, когда я вставала с кровати.

— Я в порядке. У меня даже не болит ничего. — храбрилась, пока действие обезболивающего ещё давало мне такую возможность.

— Тогда домой. — Антон пропустил меня вперёд из палаты, и я прошла несколько метров, прежде чем голова закружилась.

Болеть не болело, но слабость…Это не боль её невозможно перетерпеть, она просто не давала мне шагу ступить. Не было сил, и всё, беспомощный человек, а помочь некому.

Кроме рядом идущего Антона.

— Что? Плохо? — он и подхватил.

Сначала под руку, а потом и вовсе взял на руки и понёс по длинному коридору.

— Нормально. Я нормально. Голова закружилась просто. — шептала, глядя на хмурое лицо Антона, не верящего, что я говорю правду.

По дождливой дороге домой я лежала на разложенном сидении под его курткой, пропахшей до горечи сигаретами, и мне становилось легче. А вот дома меня ждала боль. Скрутило так, что я даже Алёне спасибо не сказала и не поцеловала уже спящего сына. Сил хватило лишь на то, чтобы уйти в спальню и лечь на кровать.

Я подтянула колени к груди, так становилось чуточку легче. С ужасом думала, неужели, если бы я тогда не позвонила Антону, вместо Ваньки была бы такая жуткая боль. От этого глупые слёзы сами собой катились по щекам, и покрывало на подушке становилось противно сырым. Это ощущение влажной ткани под щекой напоминало о том сыром матрасе из подвала, сдвинулась чуть в сторону.

— Как ты себя чувствуешь? — в комнату заглянул Антон, — Тебе нужно что-то? — спросил он.

— Да, полежи со мной. — я даже приподнялась, чтобы озвучить просьбу, глядя на него.

Антон замешкался на пороге комнаты, но быстро преодолел расстояние до кровати, лёг напротив, прижимая меня к себе. И стало легче, когда мои коленки упёрлись ему в грудь, когда его рука успокаивающей тяжестью легла на мою руку.

Антон дал мне несколько дней отлежаться, а потом я впервые оказалась на даче показаний. Меня спрашивали только о том дне, когда я прилетела с Ваней в Москву. Краснощёкий следователь непрозрачно намекал, чтобы я не упоминала Игоря, и я растерялась. Ведь это именно Игорь взял у меня из рук Ваню, и он же меня усыплял, но в кабинете я была не одна. Антон стоял у окна и разрешающе кивнул, когда я на него вопросительно уставилась.

В итоге нехитрых манипуляций Антона и следователя Титоренко с моих показаний именно Рой собственноручно похитил ребёнка и меня.