Реверс

Кораблёв обвёл сообщение красным маркером. Этот поджог не мог произойти случайно. В городе снова заваривалась бандитская поганка. Относительно спокойный период жизни заканчивался.

Несмотря на дружбу с Савелием, доблестная милиция была в своём репертуаре. Дело по дежурным суткам следователь не возбудил. Наработки оставили материалом, прикрывшись шаблонной фразой «размер ущерба устанавливается». Пусть кратковременно, но зажали глухарёк в угоду её величеству Статистике.

«Двухгодовалый «Nissan Х-Trail» не меньше «лимона» стоит. Малозначительностью тут и не пахнет! Нечего тянуть с возбуждением! След остынет!»

Саша посмотрел на часы. В УВД в это время проходит приём-сдача дежурства. Старая и новая смена пыхтят на ковре у начальства. Все дела и материалы, наработанные за сутки, громоздятся на столе Сомова. В руки тех, кто реально займётся раскрытием преступлений, они попадут не раньше одиннадцати. Трафик документов из большого кабинета к исполнителям через канцелярии и инстанции тернист. Любые попытки извне убыстрить его заканчивались пшиком. Перспектив к модернизации громоздкой машины не предвиделось.

В девять часов посыпались звонки, крёстным ходом пошёл народ.

Особенно рьяно допекали из областной прокуратуры. Растеряхи из УСО[182] не могли найти докладную по наркотикам, требовали срочно выслать её факсом. Десять листов! Телефонная связь после страшной субботней грозы была отвратная, то и дело обрывалась. Упорная Эля для отправления каждого листка набирала межгород по новой.

Параллельно на мобильный принялись названивать общенадзорники:

— Не можем дозвониться до вашей канцелярии, всё время занято! Освобождайте линию, принимайте срочное задание. Сведения представьте до обеда!

И ни одного не пошлёшь. Каждый зональник с двумя маленькими звёздочками на погонах ссылался на руководство, сулил неприятности в случае неисполнения указаний.

Затем пошла чехарда с судами. График поддержания гособви-нения был расписан в пятницу, однако полетели непредвиденные вводные.

Секретарь судьи Базаровой утверждала, что своевременно направляла требование:

— Не знаю, куда оно пропало! У нас лишение родительских прав! Назначено с участием прокурора. Стороны уже явились! Присылайте кого-нибудь скорее, Антонина Георгиевна ругается!

Составлявший график старпом Веткин ответственно заявил, что потерять ничего не мог. Веткин давно вёл здоровый образ жизни, находился в превосходной спортивной форме, оснований усомниться в его словах не имелось.

— Ладно, Михалыч, не парься. У меня продолжение разбоя у Глазова. Стас полчаса подождёт, не облезет. Я войду к Базаровой в дело. Начнём слушать, допросим ответчицу, попрошу перерывчик до обеда. Вернусь к Глазову, а там посмотрим.

— Александр Николаевич, буду должен, — искренне сказал Кораблёв.

С утра Веткин был первым человеком, не грузившим и.о. прокурора проблемами, а напротив — бравший на себя обязательство решить одну из них.

8

31 мая 2004. Понедельник.

08.30–09.30

Давыдова не покидало ощущение, что события последнего месяца происходят с кем-то другим. Странное восприятие началось после того, как его рапорту об увольнении был дан ход.

Никто подполковника на пенсию не выпроваживал. Напротив, начальство активно уговаривало остаться. Рубоповские шишки сватали в управление.

— Надоело на земле пахать, Денис Владимирович? Понимаем! Поработай в аппарате. В какое подразделение пойдёшь? Вон в отделе по подрыву экономической основы преступных сообществ вакансия открылась…

Кадровик областного УВД предложил должность начальника КМ в Григорьевске.

— Служебную квартиру получите по приезде. Через год пробьём нормальное жильё. Какая пенсия может быть в тридцать восемь лет? У вас ещё всё впереди!

Давыдов благодарил, но последовательно отказывался, пока от него не отстали.

Систему он покидал не по идейным соображениям. Разумеется, он видел, как гниёт с головы родной РУБОП, и переживал по этому поводу. Тем не менее, ситуация пока не достигла критической отметки. Пару-тройку лет побарахтаться, не замаравшись, он бы ещё смог. И той кромешной усталости, именуемой «выработался», он также не испытывал.

Мотив его исхода на гражданку заключался в банальном безденежье.

Признав отцовство ребёнка, родившегося у Маши Шишкиной, Давыдов взвалил на себя заботу о второй семье. Неофициальные алименты выплачивал регулярно. После декрета Маша в милицию не вернулась. С родителями она находилась в затяжном конфликте, помощи от них принципиально не принимала. Денис помог ей устроиться юрисконсультом в центр занятости. Зарплату там платили маленькую, зато режим работы был щадящий, от дома недалеко и ясли — под боком.

От законного брака рубоповец имел двоих девчонок. Старшей через два года предстояло поступать в институт, младшая перешла во второй класс. Жена трудилась в библиотеке, её вклад в семейный бюджет был символическим.