Реверсивная поэзия как диалог с пустотой

вертикальные плоскости – не перспективны.
звучность эха девочки приглушают – крики
сорванных струн по бледной спине.
африканские дети не увидят титров,
но песок застывает на мокрой ступне.

а у нас резонанс в антрацитовых фильмах —

кинемотограф влюбился в световой апогей.

из рукавов вылетают рифмы,

оседая на горло разъяренной толпе.
маршируют в ногу все стеклобутылки.
ты ставишь на красное – не разбираясь в вине.
как героиня не ладишь с помехами,
возникшими в твоей голове,
очищенный апельсин,
и вот поворот – она опять на нуле.

поднимет правую у треснувшего виска

какой-нибудь рецидивист в этой стране,
поприветствовать плывущую черную волгу
капиталистических красных ремней.

My head goes on the x axis

ретуширование собственных рук,
птицы бьются в виски системы.
здесь не то чтобы бред слетает с губ,
но толпа приверженцев на демонстрациях
бьются лбами в плакаты.
врут отражениям в серых лужах.

провокации идут ко дну,

как посаженный в шлюпку доктор.
самолеты рожают к утру
в голубом алло-красный,
повисший на ветке ртути.

мальчик садится на стул

посреди темных стен прихожей.
свет бьется маятником по стеклу,
не решаясь раздвинуть шторы,
он, картавя, читает стих,
у него раздвоение личности,
и в 5 лет это есть феномен.

по оси недвижимый шар.

я не верю в круговорот природы.
и пока все соседи спят,
спички тают во рту
провинциального, в городе, бога.

Blue syndrom part I

«не бывает море не синим» – уссурийские лодки кричат.
чайкам выдали выходные – заваривай! бергамотовый чай.
фортепьяна по осени в глине – кружат, как надоедливый ямб.
корабельные мостовые ожидают свой алый закат.

развиваются персиковые – деревья, как южноосетинский

флаг. под подошвой мокрая шина, напоминает
ближневостояный обряд. тут и логика, и бюргерский заряд
тонут в нарастающем синем – искусство творил рембрандт.

Blue syndrom part II