Ревизор

Артемий Филиппович. Позвольте, я прочитаю. (Надевает очки и читает). «Почтмейстер точь-в-точь департаментский сторож Михеев; должно быть, также, подлец, пьет горькую».

Почтмейстер(к зрителям). Ну, скверный мальчишка, которого надо высечь; больше ничего!

Артемий Филиппович(продолжая читать). «Надзиратель над богоугодным заведе... и... и... и...» (Заикается.)

Коробкин. А что ж вы остановились?

Артемий Филиппович. Да нечеткое перо... впрочем, видно, что негодяй.

Коробкин. Дайте мне! Вот у меня, я думаю, получше глаза. (Берет письмо.)

Артемий Филиппович(не давая письма). Нет, это место можно пропустить, а там дальше разборчиво.

Коробкин. Да позвольте, уж я знаю.

Артемий Филиппович. Прочитать я и сам прочитаю; далее, право, все разборчиво.

Почтмейстер. Нет, всё читайте! ведь прежде все читано.

Все. Отдайте, Артемий Филиппович, отдайте письмо! (Коробкину.) Читайте!

Артемий Филиппович. Сейчас. (Отдает письмо.) Вот, позвольте... (Закрывает пальцем.) Вот отсюда читайте.

Все приступают к нему.

Почтмейстер. Читайте, читайте! вздор, всё читайте!

Коробкин(читая). «Надзиратель за богоугодным заведением Земляника – совершенная свинья в ермолке».

Артемий Филиппович(к зрителям). И неостроумно! Свинья в ермолке! где ж свинья бывает в ермолке?

Коробкин(продолжая читать). «Смотритель училищ протухнул насквозь луком».

Лука Лукич(к зрителям). Ей-богу, и в рот никогда не брал луку.

Аммос Федорович(в сторону). Слава богу, хоть, по крайней мере, обо мне нет!

Коробкин(читает). «Судья...»

Аммос Федорович. Вот тебе на! (Вслух). Господа, я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.

Лука Лукич. Нет!

Почтмейстер. Нет, читайте!

Артемий Филиппович. Нет уж, читайте!

Коробкин(продолжает). «Судья Ляпкин-Тяпкин в сильнейшей степени моветон...» (Останавливается). Должно быть, французское слово.

Аммос Федорович. А черт его знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может быть, и того еще хуже.

Коробкин(продолжая читать). «А впрочем, народ гостеприимный и добродушный. Прощай, душа Тряпичкин. Я сам, по примеру твоему, хочу заняться литературой. Скучно, брат, так жить; хочешь наконец пищи для души. Вижу: точно нужно чем-нибудь высоким заняться. Пиши ко мне в Саратовскую губернию, а оттуда в деревню Подкатиловку. (Переворачивает письмо и читает адрес.) Его благородию, милостивому государю, Ивану Васильевичу Тряпичкину, в Санкт-Петербурге, в Почтамтскую улицу, в доме под номером девяносто седьмым, поворотя на двор, в третьем этаже направо».

Одна из дам. Какой репримант неожиданный!

Городничий. Вот когда зарезал, так зарезал! Убит, убит, совсем убит! Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего... Воротить, воротить его! (Машет рукою.)

Почтмейстер. Куды воротить! Я, как нарочно, приказал смотрителю дать самую лучшую тройку; черт угораздил дать и вперед предписание..

Жена Коробкина. Вот уж точно, вот беспримерная конфузия!

Аммос Федорович. Однако ж, черт возьми господа! он у меня взял триста рублей взаймы.

Артемий Филиппович. У меня тоже триста рублей.

Почтмейстер(вздыхает). Ох! и у меня триста рублей.

Бобчинский. У нас с Петром Ивановичем шестьдесят пять-с на ассигнации-с, да-с.

Аммос Федорович(в недоумении расставляет руки). Как же это, господа? Как это, в самом деле, мы так оплошали?

Городничий(бьет себя по лбу). Как я – нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой) нечего и говорить про губернаторов...

Анна Андреевна. Но это не может быть, Антоша: он обручился с Машенькой...