Галия лишь хмыкнула на это, нахмурилась и, поджав губы, начала наливать нам чай. Похоже, девчонки разругались, пока нас с Петром не было дома.
— Разозлила тебя сестренка чем-то? — спросил жену.
Та вскинулась и возмущенно стала мне рассказывать.
— Ты представляешь, она нас перед соседями выставляет какими-то эгоистами! Сегодня домой пришла, а у Инны снова соседка со второго этажа сидит, давление померять ей понадобилось. Инну нахваливает мне, что такой хороший доктор, так им всем повезло. А Инна тут вздыхает так жалобно и сообщает, что, к сожалению, съедет скоро с квартиры вместе с мужем. Соседка разохалась, спросила, почему, а та и заявляет, чтобы брату с женой не мешать. Представляешь?! Соседка на меня так глянула, словно я преступница какая…
Эх, не может сестрица по-хорошему расстаться, значит. Ну что за вожжа у нее под хвостом все время.
— Ладно, милая, — взял я руки Галии в свои и нежно погладил. — Это все очень неприятно, конечно, но, если отбросить эмоции, то ничего страшного не будет. Просто при случае поговорим с одной соседкой, потом с другой. Расскажем радостно, как Инне с Петром повезло и им квартиру в малосемейке выделили. Сначала покривятся, халявного доктора ведь лишились. Но потом здравый смысл все равно возобладает. Все понимают прекрасно, какая это удача, так быстро на работе квартиру получить, пусть и служебную. И все утрясется. С Инной я могу, конечно, пойти сейчас снова отношения выяснять, только это ничего не даст. Как бы еще хуже не было. Нельзя забывать, что она беременна и гормоны никто не отменял.
— Да я сама не собираюсь с ней ругаться, — вздохнула Галия. — Просто так обидно стало. Да и перед соседями неудобно себя чувствую.
— Это да. согласен. Неприятно. Поэтому поступай по всем правилам грамотной пропаганды. Ты ведь комсомолка. Иди в народ и просвещай массы.
Галия замерла и вопросительно посмотрела на меня.
— О чем ты?
— Ну вот, например, ты очень дружна с нашей соседкой, Ириной Леонидовной. Кто тебе мешает зайти к ней на чай и рассказать радостную новость про квартиру для Инны и Петра, про то, как ты счастлива за них, и как ремонт уже почти закончили, и они вот-вот смогут в собственное жилье переехать. А уж она, поверь, дальше эту информацию донесет до всех, кому надо и кому не очень. Женщина она общительная. Завтра уже весь подъезд будет в курсе.
Галия воспряла духом и, хихикнув, чмокнула меня в щеку и начала шустро накладывать на тарелку печеньки.
— Ты прямо сейчас пойдешь? Не поздно?
— Нет. Она очень поздно ложится. Как раз любит вечером чаи погонять, — беззаботно прощебетала жена и, еще раз поцеловав меня, радостно упорхнула из квартиры.
Да, попил чайку с женой. Вздохнул и пошел в комнату за учебниками.
На следующий день снова после занятий мы поехали в ту же типографию на проверку.
В этот раз мы уже не блуждали в потемках по задворкам промзоны, а, приехав засветло, сразу увидели утоптанную в снегу народную тропу от остановки к охраняемому входу в типографию.
Строгая вахтерша, без лишних вопросов, сразу пошла, шаркая обувью, звать директора. Василий Филиппович встретил нас, так же мило улыбаясь, и повел сразу вниз. Теплее у них не стало, судя по тому, что нам опять рекомендовали не раздеваться.
Спустившись вниз, мы обнаружили ещё один полноценный этаж, также разделенный на два приличных размеров помещения. Народу на этаже было немного. В слесарке двое рабочих в разных углах что-то то ли чинили, то ли мастерили.
— Это у нас инструментальная мастерская, — гордо обвел рукой помещение слесарки директор. — Здесь есть всё необходимое для ремонта производственного оборудования и изготовления необходимых штанцформ и клише.
Мы разбрелись по слесарке. Некоторые экспонаты здесь были явно дореволюционные, но, что любопытно, в рабочем состоянии. На некоторых сохранились шильдики с названием мануфактур и годами выпуска. Больше всего меня поразил рычажный нож для резки стопок бумаги или картона. Ему сто лет в обед, а он до сих пор невероятно острый. Девчонкам было не очень интересно здесь, они стояли по центру и попросту болтали о чём-то своём.
Что касается охраны труда, то здесь было ещё холоднее, чем наверху. Оба рабочих работали полностью одетые, в телогрейках, в шапках. Один в кирзовых сапогах, другой в валенках. Пожароопасных нагревателей, правда, не было видно.
Мы прошли в соседнее помещение. Там тоже стояло разнообразное оборудование. Особо меня заинтересовали массивные прессы со штурвалами.
Заметив мой интерес, директор принялся комментировать, что это такое и с чем его едят. Он даже показал, крутанув штурвал на одном из прессов, как всё это работает, как клише оставляет оттиск.
— Это что же, всё вручную? — поразился я. — Каждая обложечка отдельно?
— Конечно, — подтвердил Василий Филиппович и пошёл к выходу, предположив, видимо, что здесь нет больше ничего интересного.
Постояв у пресса и представив себе, как работник вручную теснит золотой фольгой каждую обложку, машинально взялся за штурвал пресса.