— Пожарная тревога! — немедленно заорал Романовский, стараясь перекричать сирену. — Все на выход!
Народ вполне организовано, без давки, начал покидать зал через два выхода, находящихся друг напротив друга. Подхватил свой портфель, что стоял внутри трибуны, и последовал за Романовским. А он начал открывать вторую створку двери ближайшего к нам выхода. Принялся ему помогать.
— Давай, на выход со всеми! — зыркнул он на меня.
— Да успеем, Иван Тимофеевич, — ответил я. — Дыма даже нет. Чуть гарью пахнет и всё…
Несколько мужчин прошли по коридору мимо нас.
— На чердаке что-то, похоже, — сказал один из них.
Наконец, вторая створка двери, сто лет не открывавшаяся, поддалась и народ стал покидать зал гораздо активнее. Пристроился за Романовским и шёл за ним следом. А он спускался по лестнице, прижимаясь к стене и пропуская людей вперёд. Сначала подумал, что он хочет, как капитан тонущего корабля, последним выйти из здания, но потом обратил внимание, что он прихрамывает.
Мы спустились всего на один пролёт. Вдруг он чуть не потерял равновесие, едва устоял, схватившись за подоконник.
— Что с вами, Иван Тимофеевич? — подскочил я к нему. Первая мысль у меня была, что он астматик и у него приступ начался…
— Нога…
— Что? Подвернули?
— Сломалась.
Вот же чёрт! Как он умудрился на ровном месте ногу сломать? — думал я, перекидывая его руку себе на плечи и подхватывая его.
— Потерпите, Иван Тимофеевич, — пытался я успокоить его. — Давайте к выходу. Главное, не наступайте на больную ногу.
— Да подожди, — отстранился он от меня и поднял с пола деревянную имитацию стопы в обычном ботинке.
— Вы на протезе⁈ — удивлённо воскликнул я. — Вот не вовремя же сломался…
— Да ладно, — рассмеялся он. — Не вовремя — это когда из автобуса выходишь, а ноги нет. Чертова шпилька иногда совсем неожиданно выскакивает…
— А я уж думал, правда, ногу сломал! — тоже начал смеяться я, вместе с ним, перекидывая его руку обратно себе на плечи. — Ну, думаю, сейчас наступать на больную ногу начнёт, смещение заработает или, вообще, от болевого шока вырубится!
Так мы с ним и вышли в обнимку самыми последними. Присев на ступеньку, он быстро собрал свой протез и отвёл людей подальше от здания. Ничего опасного с нашей стороны видно не было. С противоположной стороны здания было немного серого дыма.
Подъехала пожарная машина и пожарные занялись изучением обстановки.
А мы так и стояли большой толпой, пока заскучавшие рабочие не предложили мне встать на бетонный цветник и продолжить лекцию. Вопросов, как выяснилось, у людей было много. Говорил как можно громче, на улице слышно хуже, но и народ, кому было интересно, имел возможность подойти ко мне поближе.
Минут через двадцать, когда пожарные громко объявили, что проблема решена и можно возвращаться к работе, Романовский нас остановил.
— Товарищи, хватит! Время лекции закончилось! — заявил он своим рабочим и замахал руками крест-накрест.
Под недовольные возгласы я спрыгнул с клумбы.
— Первый раз у нас лекцию с цветника на улице читали, — протянул он мне руку. — Вы прекрасный лектор. Другой бы мяться начал и забыл бы вообще, про что говорить, а у вас даже интонация не изменилась при таких обстоятельствах, как будто ничего и не случилось.
Захотел пошутить было, что и Ленин на броневике вполне непринужденно себя чувствовал, но наработал уже привычку сразу отбрасывать в сторону такие идеи, в которые вовлечены настолько значимые для страны личности. Ну его, мало ли собеседник шутку не поймет, и раздастся потом звонок в нашем парткоме, а то и в КГБ какая бумага пойдет… Мол, сравнивал себя с самим Лениным… Где, спрашивается, у товарища лектора комсомольская скромность?
— А что, собственно, случилось? — улыбнулся я в ответ. — Ну, коротнула проводка на чердаке…
Люди вокруг оживлённо загалдели кто про что. Кто-то предложил в столовой лекцию продолжить. Но Романовский меня отстоял.
— Никакой столовой! Товарищ лектор своё время уже честно отработал! Всё, расходитесь. А мы с вами ещё прогуляемся ко мне в кабинет, — тихо сказал он, увлекая меня подальше от толпы.
По дороге он задал пару вопросов на международную тематику, мы с ним и в кабинете поговорили ещё минут пятнадцать. Потом он полез в большой засыпной сейф у себя в кабинете и достал из него бутылку армянского коньяка. Торжественно вручил мне со словами одобрения меня как профессионала.
Поблагодарил искренне, спрятал бутылку в портфель, и он проводил меня до проходной.
— Спасибо за помощь, — расставаясь, протянул он мне руку. — Не каждый бы остановился и стал помогать в такой ситуации.
— Что вы! Это вам спасибо за приключение, — ответил я.
Марина Геннадьевна не находила себе места после телефонного разговора с дочерью. Едва дождавшись возвращения мужа с работы, она потребовала от Юрия Викторовича срочно ехать к молодым.
— Девочка моя! — ворвалась она первой в квартиру. — Что случилось? Что за странная идея? Зачем вам ребёнок из детского дома?