— О, привет, тёзка, — увидев меня, поздоровался он. Старается вести себя демократично, но в глазах все равно заметно ощущение превосходства. Словно богатый белый господин с неграмотным негром общается.
— Добрый день, — сел я на стул перед ним. — Тут такое дело. У меня бабушка тоже здесь на заводе работает и входит в комиссию, которая на садовых участках контролирует этажность садовых домиков. Говорит, что комитет комсомола ни разу не предоставил в комиссию людей.
— Мне только комиссии по садовым домикам не хватало… — с досадой ответил Сатчан. — Да и кто туда пойдёт?
— Мало, что ли, комсомольцев на заводе?
— Комсомольцев, может, и не мало. Только, кто из них захочет в эту комиссию идти?
— Дайте комсомольское поручение.
— Хорошо, — Сатчан хитро посмотрел на меня. — Даю тебе комсомольское поручение участвовать в этой дурацкой комиссии.
Ну, вот и всё. Дело сделано.
— А что сразу я? — поломался я для виду.
— Предлагаешь — выполняй! — твёрдо посмотрел на меня комсорг.
— Тоже правильно, — типа, расстроился я. — Ну что ж. Получается, сам напросился.
— Включаю тебя в список мероприятий, — сказал Сатчан, не скрывая удовольствия.
— А что мне за это будет? — поинтересовался я.
Комсорг задумался на секунду.
— С учетом твоего выступления по Чили… Наградим тебя почётной грамотой, — ответил он с пафосом. — С занесением в личное дело.
— Спасибо! — обрадовался я и, попрощавшись с комсоргом, вышел.
Сатчан развернул кресло и закинул ноги на стол. Какой удачный сегодня день, на ровном месте мероприятие придумал, нашёл исполнителя и почти реализовал.
Как же достал уже этот завод! В первый год как-то полегче было. Знал, что торчать в этой дыре долгие два года, за временем сильно не следил и дни летели быстрее.
Но сейчас, когда осталось полгода, эта работа превратилась в сущий ад. Дни тянулись, как раньше недели. Скоро перевод в Брянск. Сначала горком, потом обком. А там, лет через пять, здравствуй Москва!
Надо отпуск что ли взять, а то так сдвиг по фазе случится. Решено! Скажу, по семейным обстоятельствам, срочно надо. Придумаю что-нибудь. Тем более, через неделю чехи приедут…
— Галия! — позвал он помощницу.
Вернувшись на рабочее место, я заметил у Изольды ехидное выражение на лице.
— Тебя Ирина Викторовна спрашивала, — доложила она мне с противной ухмылкой.
— Можно? — спросил я, заглядывая в кабинет, предварительно постучавшись.
— Заходи Павел, — ответила главбух.
Она молча положила передо мной испорченную вчера накладную.
— Виноват, — не стал отпираться я. — Карандаши перепутал в запаре.
— И что теперь прикажешь делать? — спросила она и строго посмотрела на меня.
— А что, это очень плохо?
— А ты как думаешь?
— Ну подошьют накладную в папку «Закупки» за такой-то месяц, пролежит она там пять лет и спишут её на черновики. А кстати, какой сейчас срок хранения первичной документации?
— Три года, — ответила она, с интересом глядя на меня. — Зачем надо было писать на документе? — сменила она тон на нравоучительный.
— Не нашёл черновика, чтобы записать телефонограмму. Карандаши перепутал. Хотел стереть потом, как перепишу в другое место.
— Ладно иди, телеграфист, — улыбнулась, наконец, она.
Вышел из её кабинета, прикрыл за собой дверь и спокойно сел на своё место.
— Ну что? Пропесочила? — ехидно поинтересовалась Изольда.
— Пропесочила, ой, пропесочила, — ответил я театрально трагическим голосом.
Изольда обиделась. Вот не хватает ей драйва в жизни.
До конца рабочего дня занимался своими прямыми обязанностями и готовился к экзаменам.
В пять часов за мной зашла уже одетая Галия. Вид у неё был очень озабоченный.
— Ты ещё не идёшь? — спросила она.
— Что случилось? — по её виду я понял, что ей срочно нужно поговорить и вывел её в коридор.
— Сатчан в отпуск уходит с понедельника. Меня одну оставляет, — затараторила она.
— Ничего страшного. Ты справишься, — уверенно сказал я.
— Да?! Справишься… А на следующей неделе приезжает делегация из Чехословакии. Оборудование нам, вроде, менять будут какое-то. Комитету комсомола поручено им культурную программу организовать.
Какую, интересно, сейчас принято программу организовывать? Когда сам работал в СССР, это не мой уровень был, вот я и не знаю. А мой опыт после краха СССР уже не в счет. Ну, вряд ли можно предлагать товарищам из родственной компартии сауну с девочками? И как за нее платить, если все же можно, из членских взносов комсомольцев, что ли? И девочек где брать, из активисток, что ли?
— Что я с ними делать буду? — чуть не плача, спросила Галя.
— Придумаем что-нибудь, — пробормотал я. — Где наша не пропадала… Иди домой, меня ещё не отпустили. Я, вообще-то, до семи должен работать.
Галя округлила глаза, удивившись, но послушно попрощалась и пошла домой.
Какая замечательная девочка.
Дома за ужином сообщил бабушке, что комитет комсомола выделит им в комиссию одного комсомольца.
— Угадай, кого? — загадочно спросил я бабулю.
— Тебя, кого же ещё, — ответила она.
— Ну, я так не играю, — картинно заныл я. — С тобой не интересно. Ты наперёд всё знаешь.