Ревизор: возвращение в СССР 3

— Ну что же ты, Эльвира, собственный внук же должен знать, какая у него героическая бабушка! — с упреком сказал Эдуард Тимофеевич, — конечно, я сейчас расскажу! Был я тогда молодым капитаном, послали нас хейнкелей отогнать от нашей стрелковой дивизии на марше. Бои шли серьезные, она в подкрепление выдвигалась. Воздушная разведка у фрицев была блестяще поставлена, засекли и выслали авиацию. К счастью, наши тоже не сплоховали, отправили нас, три звена на ЯК-9, мы тогда только с ишачков пересели. Бомбардировщики мы отогнали, семь из них приземлили, но тут мессеры подоспели. Завязался бой, я со своего звеньевого хвост снимал, когда очередь в меня прилетела. Две пули попали в меня, и мотор тут же заглох — видимо, тоже повредило. Не знаю, как я посадил самолет на дорогу, все как в тумане, но вот как твоя бабуля меня перевязывала и в госпиталь везла — забыть никогда не смогу. Врачи потом сказали, если бы на полчаса позже в их руки попал, то ничего бы сделать уже не смогли!

Вот дела! Я себе нафантазировал, как он бабушку спасал, а оказалось все ровно наоборот.

Эльвира явно чувствовала себя неловко. Она прикусила губу, стесняясь, но все же сказала:

— Я с той дивизией и шла! Не отогнали бы вы бомбардировщики, как знать, могла и не сидеть сейчас здесь!

— За тебя, Эльвира! Спасибо, что жизнь спасла! — снова провозгласил тост генерал. А когда выпил, обратил внимание и на меня. Видать, понравилась ему моя просьба!

— Ну что, боец, готов поступать в академию? — вдруг спросил он.

Видимо, это и был бабушкин план для Пашки. Ответить я ничего не успел.

— Ты в горный институт к отцу собрался поступать, на заочное! — резко ответила мне бабушка. — Вот и поступай.

И я, и мама одновременно начали хватать ртом воздух.

Я от того, что мне никто не сказал о возможных профессиональных перспективах. Генерал — это серьезная поддержка при учебе. А в армии тоже нужны ревизоры. По крайней мере, рассмотреть этот вариант серьезно стоило.

А мама удивилась, узнав, что ей никто не сказал, что я не только общаюсь с папой, но ещё и поступать к нему собираюсь. Похоже, она вообще не в курсе была, что он в Москве преподаёт.

— Вот как? — разочарованно спросил генерал. — Ну, если передумаешь, то обращайся!

И все, мы эту тему закрыли. Затем во время расспросов генерала зашла речь о том, что моя сестра сейчас живет в Перми, и замужем за офицером. Эдуард Тимофеевич это полностью одобрил, а потом сказал то, что меня заинтересовало:

— Если решите к ней слетать, то не вздумайте тратиться на самолет! Просто позвоните, тут в тридцати километрах крупный военный аэродром — с него транспортники все время за Урал летают и обратно. А по дороге много грузов и в той же Перми выгружается. И там берут новые.

Я тут же встрепенулся. Экономия — это очень хорошо! А в Пермь мне слетать откровенно хотелось. Надо же как-то вправить мозги сестричке по поводу излишней эксплуатации бабушки и мамы. Мало того, что ребенка скинули, так еще и планируют и дальше по семьдесят рублей помощи каждый месяц получать, как ни в чем не бывало. Я бабушку знаю — она, если приняла решение однажды, будет и дальше слать деньги, и, стиснув зубы, пытаться выжить на то, что осталось. Но, в конце концов, с этим иждивенчеством пора завязывать. Надо убедить сестричку отказаться от денег. Хоть раз откажется брать деньги — и бабушка с мамой вздохнут с облегчением, что дите встало на ноги, и, авось, перестанут отправлять.

— Я бы с удовольствием хотел слетать! — поспешно сказал я, — где-то через недельку, если будут рейсы. Посылку с собой привезти. Картошку там, варенье, огурцы.

Кивнув, генерал взял кусок салфетки, достал ручку и тут же принялся писать. Потом передал мне ее:

— Держи, Павел — это телефон моего адъютанта. Я его предупрежу, как определишься, звони — он все организует. Хоть каждую неделю можешь туда и обратно мотаться — самолету все равно, он большие грузы может осилить, тебя с твоей посылкой и не заметит! Так что не стесняйся!

Ну, каждую неделю в Пермь летать — ума не приложу, с какой целью можно. Разве что довести сестричку до психического истощения, как в «Двенадцати стульях» отец Федор изводил семью инженера, заставляя продать ему гарнитур. Приезжать несколько недель подряд, спать и есть в их квартирке, и намекать недвусмысленно, что я перестану это делать, едва они откажутся от финансового допинга. М-да, авось не понадобится идти на такие жертвы.

Взял салфетку, поблагодарил — мать посмотрела на меня с благодарностью. Вообразила, небось, что я так сестру люблю, что готов часами летать в военных самолетах, чтобы передать ей картохи с вареньем. Неудобно даже стало, что я вовсе не такой хороший человек, как Аполинария думает.