Ревизор: возвращение в СССР 5

Зэки моментально перестроились, надо отдать им должное. Я и в прошлой своей жизни, сталкиваясь с ними, замечал, что рисковать впустую и идти до конца из принципа они не любят, предпочитают иметь уверенное преимущество. Может, имей я сейчас дело с какими-нибудь грабителями банков, отчаянными парнями, они и могли бы пойти на принцип. Но эти двое были всего лишь насильниками, одна из низших иерархий среди уголовников. Поэтому дальнейшему повороту событий не удивился.

— Не, ну ты нормальный пацан, в натуре… — убирая финку, сказал тот, что заговорил со мной первым, — и ментам на нас не донес тогда, в феврале. Кремень, уважаю.

— Все, между нами теперь все ровно, — сказал второй, тоже убирая нож.

Оба Заурова сделали шаг назад, давая понять, что инцидент исчерпан.

И только теперь, когда все, похоже, закончилось, у меня бешено забилось сердце. И очень хотелось что-то сказать пафосное, но просто боялся — из-за адреналина в крови и специфического возраста, вместо солидных слов в ответ мог получиться непристойный детский писк. Поэтому просто повернулся и пошел домой.

Петельку я сорвал, когда топор выхватывал — впрочем, на это она и была рассчитана, чтобы топор еще держала, а при резком рывке, когда надо его быстро достать, непременно порвалась. Надо, прежде чем на стадион бежать, снова ее пришить. «Между нами все ровно» — на самом деле могло ничего не означать. Никаких гарантий, что через недельку-другую зэки не напьются, не расхрабрятся — а им же обидно сейчас было вот так с пацаном зеленым проколоться — и не решат снова идти меня ловить, чтобы все же реализовать первичную задумку по моему устранению. Вот только придут в этот раз уже с топорами или ломиками, чтобы иметь более сильные аргументы, чем сейчас.

Бабушку мое неожиданное появление буквально через несколько минут после того, как ушел, конечно же, сильно удивило. На ходу придумал, что ногу потянул, наступив на скользкое место, и решил вернуться проверить, как нога слушается, и нет ли чего серьезного. Похромал чуток даже для вида. Бабушка, конечно, сразу же разохалась, но я, посидев немного, встал и несколько раз уверенно прошелся.

— Похоже, ничего серьезного, — сказал спокойно, — все, я на стадион. Вчера прогулял, нехорошо — сегодня надо обязательно как следует позаниматься.

Мое чудесное исцеление бабушку удивило, но и обрадовало — ей с Аришкой сейчас по горло хлопот хватало. Так что она не стала разбираться, что там и как — взрослый уже парень, говорит, что все в порядке, значит, все в порядке. Пришить петельку, конечно, в комнате не получилось — пришлось тихонько умыкнуть нитку с иголкой, и, пристроившись в сенях, чтобы бабушка не слышала, что я еще не ушел, разобраться с ней там.

Вернув топор на место, вышел на улицу. Разгавкавшийся пес уже притих, что, скорее всего, означало, что Зауровы, прихватив схлопотавшего от меня Ваську, ушли. Вот и хорошо, к новым встречам с ними я не рвался. Убивать никого впервые в жизни я отнюдь не стремился, а этим все может закончиться, если схлестнемся еще раз. Вариант, что убьют меня, я серьезно не рассматривал. А смысл — если убьют, не о чем больше будет волноваться и хлопотать. Разве что тот, кто запихнул меня в тело Пашки Ивлева, снова что-нибудь учудит. Но что-то подсказывало мне, что ой, вряд ли. Если мне дали такой шанс, а я его бездарно профукаю… Смысл обо мне дальше заботиться.

Да и в принципе, прожив почти шестьдесят лет, как-то меньше боишься помирать. Раньше я, конечно, много о смерти думал — как таких размышлений избежать в таком возрасте, что у меня был? Да никак. То друг детства помрет, то посмотришь в школьном альбоме и увидишь, что осталось уже в живых меньше половины из нашего класса. А разные актеры и другие знаменитости, о которых трещать начинают по всем СМИ, чтобы там с ними ни произошло — мрут в совершенно детском возрасте, на мой взгляд. И хоть говоришь себе, что скорее всего, из-за неумеренной выпивки и злоупотребления наркотиками разными, но все равно, чувствуешь себя тревожно. Однако, как бы то ни было, когда тебе под шестьдесят, умирать не хочется, но есть понимание, что это неизбежно, и скоро, и главные размышления — что после себя оставишь, как дети на это отреагируют, как скоро тебя забудут…

Попав в Пашку Ивлева, я постепенно стал перестраиваться. Для этого возраста смерть кажется чем-то мифическим, себя ощущаешь совершенно бессмертным. Прекрасно помню это ощущение в своей молодости. И, как ни странно, сейчас, когда постоял на грани вечности, столкнувшись с пришедшими меня убивать бандитами, понял, что мои прежние представления о смерти в пятьдесят восемь начинают в новом теле меняться. Не боюсь ее особо не потому, что понимаю, что скоро уже неизбежное свидание, а потому, что гормоны молодого тела и бьющая через край энергия делают этот вариант в моих глазах малореалистичным. Надо же, как меня попадание в Пашку изменило!