Ревнивая лампа Аладдина

Человек в черном считал себя великим магом. Быть может, так оно и было – ибо ведомы были ему голоса пыли и ветра, моря и звезд. По листьям платана он читал как в раскрытой книге. А каждый цветок жасмина был для него подобен голосу человека, что повествует о понятном и близком. Не один десяток лет провел человек в черном среди магов Магриба. Тайком собирал знания еще в те дни, когда был лишь учеником. Когда же заприметил его наставник, стал он самым сосредоточенным и внимательным из всех воспитанников. Тайные слова и обряды, изустные знания и книги, мелодии человеческих жизней и жизней тварей в пучинах – все со временем изучил этот суровый человек. И наконец настал тот день, когда понял он, что вобрал в себя все тайные знания до последней крупицы. Но не ради всех знаний мира трудился в поте лица этот загадочный человек. Ибо колдовство Магриба воспитало не просто могущественного мага, а самого могущественного… Этому человеку никогда не нужна была часть власти – он хотел всегда всей власти, его не интересовали крохи знаний – ему нужны были все знания, его не волновала лишь мирская власть – он мечтал о власти надо всем сущим. Одним словом, этот черный магрибинец был жаден до могущества, и жадность его воистину не знала пределов.

Вот этот человек и искал теперь дорогу к развалинам обсерватории. Вернее, он прокладывал себе дорогу среди шумной и нарядной толпы. Его не удивляло обилие людей, но его не радовали бы и пустые улицы. Впрочем, для него улицы всегда были пусты – ибо не встречал он на своем пути равных себе, а остальных брезгливо не замечал.

Чем ближе он подходил к полуденной стене, тем чаще останавливался. Нет, ему не стискивало грудь волнение, его не тревожили и все те чувства, что делают человека человеком. Путник искал лишь знаки – камни, слова в шумной толпе, звуки мелодии из-за дувала – знаки, что могли бы ему подсказать, насколько благосклонна к нему судьба. Пожалуй, лишь судьбу считал он настоящей соперницей. Только она могла остановить его на пути к всевластию. Но пока магрибинец видел вокруг себя только благоприятные приметы – похоже, что в этот знойный день судьба выступала не соперницей его, а союзницей. Но, быть может, потакая мелким прихотям человечка, испытывала его…

В тот миг, когда магрибинец достиг развалин, солнце спряталось за тучами, которые возникли на небе словно ниоткуда. Лишь один человек во всей округе знал, что тучи появились по велению черной и страшной магрибской магии. Любому, кто в эти минуты оказался бы рядом с развалинами обсерватории, показалось бы, что вот-вот разразится сухая гроза, способная поджечь деревянные настилы и балки навесов над лавками. Сильный ветер обнял магрибинца, и тот стал подниматься по камням все выше. Вот до стены города осталось два десятка шагов, вот всего один десяток… пять шагов… Три…

И в это мгновение маг застыл. Словно черные крылья, развевались полы его одеяния. Из простертых вверх рук ударила в небеса черная молния… Громовой голос, казалось, воцарился над всем миром:

– Кто он? Звезда Телеат, скажи мне его имя! Кто тот избранный, что поднимет для меня Камень?

– Человечек… Наглец… Букашка… – Казалось, само пространство заговорило глубоким раскатистым голосом – и то был голос Мироздания: – Как смеешь ты тревожить Мир? Зачем тебе знания, которые погубят тебя?

– Знания возвеличат меня! Камень сделает меня всемогущим! Ибо я достоин только этого!

Громовой хохот мог в любой момент опрокинуть наглеца, вздумавшего тревожить Вселенную своей никчемной суетой.

– Пусть так… Ты увидишь все сам, человечек… Избранного зовут Аладдин, сын мастера Салаха.

– Благодарю тебя, звезда знаний!

Голос магрибинца был еле слышен за ревом ветра, бушевавшего вокруг.

– Не благодари, ничтожный! Ты вызвал к жизни свою погибель!..

И вновь раздался громовой хохот. Но он становился все тише. Вот уже пропал и ветер что, казалось, готов был разорвать в клочья черное одеяние магрибинца.

– Аладдин, сын мастера Салаха… – проговорил маг, словно пробуя на язык имя того, в чьих руках, как он надеялся, находится с этого мига его судьба и судьба всевластия.

Стих ветер, исчезли черные тучи, что непроницаемой пеленой заволокли небосвод от края и до края… Звезда открыла свою тайну, назвала имя человека Предзнаменования. Откроется ли ему Камень? Узнает ли он тайну тайн?

Макама вторая

– Но, дочь наша, звезда нашей старости, ответь! Зачем тебе понадобился этот недостойный?

– О ком вы, отец?

– О греке, толмаче.

– А, о Никифоре…

– Зачем ты свела его с ума? Ведь он теперь вместо толковых речей несет какую-то околесицу, слова внятно сказать не может!

– А мне кажется, что он говорит вполне толково!

Царевна Будур, дочь властелина правоверных, властителя Багдада, да хранит его небесный свод, наконец оторвалась от созерцания загнутых носков своих башмачков.

– Толково… – у ее отца перехватило дыхание, казалось, негодование его сейчас просто убьет.