Ревность

Календарь Джесси. Молитва Джесси. В неспешном течении упорядоченной жизни, со стороны такой спокойной и неменяющейся, неужели даже она по временам испытывала душевное волнение, тосковала о покое и тишине? Неужели нежданным бурям случалось терзать и ее душу, и в ее сердце, под опрятным черным платьем с накрахмаленным передником, скрывались смятение и несказанное отчаяние? Не в эти ли мгновения Джесси читала и перечитывала строчки на маленьком деревянном домике и находила обещанный мир?

Внезапно Розамунда почувствовала горячий прилив нежности: она заметила, что Джефри тоже перечитывает стишок, так же медленно и внимательно, как она сама. Без насмешки, без намека на снисходительность. Добрая, ласковая улыбка осветила его лицо — должно быть, к нему пришли те же мысли о верной старой служанке из его детства.

Он тихо проговорил:

— Мне это напоминает Линди. Вот у кого мир в душе. Что бы вокруг ни творилось — дорожные пробки, вечеринки, шум, гам, — она всегда невозмутима и спокойна.

Розамунда могла бы сорвать со стены календарь и швырнуть его в Джефри. Могла бы сама в припадке ярости броситься, рыдая, на пол. Могла бы, придя в себя и вновь обретя дар речи, забросать Джефри кучей доводов. Ей хотелось рявкнуть: «Линди вовсе не спокойна! Она — сплошной комок нервов! И постоянно в жутком напряжении из-за того, что все время притворяется спокойной и веселой. Я это знаю, чувствую!..»

Но вместо этого Розамунда улыбнулась, не сводя глаз с затертых разноцветных букв, которые теперь, казалось, были выведены свежей, алой кровью, и ровным голосом произнесла:

— Да, сегодня таких людей не много.

Мгновение спустя они услышали скрип колес по гравию. Пришло время Линди везти их домой.

Глава VIII

Как хирург, выработавший за долгую практику сверхчеловеческую ловкость и чувствительность пальцев, обследует пациента в поисках почти неуловимых симптомов смертельной болезни, так и Розамунда, чьи чувства и способности обострил гнев, изучала лицо Линди, ее позу, все ее поведение, стараясь отыскать малейшие признаки сильного, разъедающего душу напряжения или, по крайней мере, обычного нетерпения.

Потому что Линди, договариваясь заехать за ними в семь, объяснила, что хочет быть дома к восьми. И вот уже двадцать минут восьмого, а она как ни в чем не бывало мило улыбается и внимает страстным речам миссис Филдинг в защиту Эванса^[5] и его работы во дворце Миноса. Доброжелательно и умело, никак не хуже самой Розамунды, Линди поддерживала разговор, задавая вопросы, но только те, что показывали ее заинтересованность и не выдавали ее невежества. Ни разу не бросила даже мимолетного взгляда на часы, ни на секунду не позволила интересу в глазах ослабнуть и тем самым дать понять, что она готова закончить разговор. Какой, будь она проклята, непринужденный у нее вид — одна рука на подлокотнике кресла, другая покоится на коленях. Розамунда неотрывно, во все глаза, следила за белыми, с хорошим маникюром пальцами — вот сейчас они начнут теребить шнурок на кресле или сворачивать-разворачивать автобусный билетик; как-нибудь да укажут на хотя бы крошечное беспокойство. Ничего подобного. В конце концов Джефри самому пришлось напомнить им о времени.

— Какая жалость! Но нам и в самом деле, наверное, пора… С вами так интересно, миссис Филдинг, просто не оторваться…

В этот раз Джефри с улыбкой наблюдал за сердечным прощанием матери и Линди, как раньше он смотрел на мать и Розамунду.

— Вы должны приехать еще раз, моя дорогая! Я буду очень рада! — восклицала миссис Филдинг, обращаясь к Линди, когда провожала их до двери. — Ты ведь привезешь ее опять, Джефри?

— Если быть честным, это она нас привезла, — усмехнулся Джефри. — Знаешь, мам, Линди впустила в нашу жизнь машину, мы просто потрясены! Чем черт не шутит, может, в следующий раз подрулим к твоим дверям на собственном «роллсе» и повезем тебя кататься. Как тебе такая перспектива?

— Зависит от того, как ты будешь водить, — осторожно ответила его мать. — Прирожденным механиком я бы тебя не назвала. Особенно после того, как ты уверял, что тот шум в газовой колонке мне только кажется, а она в ту же ночь взорвалась!

— Но, мам, я же не говорил, что «кажется», я говорил…

— Ну хорошо, оставим это, — нетерпеливо перебила миссис Филдинг. — У тебя ведь еще нет машины, так что и спорить не о чем. До свидания, мои дорогие. Надеюсь, вы еще меня навестите. Когда выкроите времечко.

Она стояла в освещенном дверном проеме и махала рукой, пока Линди разворачивала, а затем плавно выводила машину на темную дорогу. Под кронами старых деревьев, под высыпавшими мириадами звезд — в поток машин на магистрали.