Ревность

— На улицу я сегодня не выходила, — уверенно проговорила Розамунда, и это, по крайней мере, было правдой. — Возилась целый день в доме — мыла, убирала, то да се…

Она подошла к камину и опустилась в кресло напротив мужа. Боже, какое блаженство — она сидит! Наконец-то. Сейчас бы закрыть глаза… Но надо держаться.

Она заметила, как Джефри окинул глазами ее вытянутые ноги.

— Ты что, и в саду искала? — удивился он.

Розамунда испуганно проследила за его взглядом. Ее почти новые черные лодочки были сплошь заляпаны грязью — толстым слоем полузасохшей грязи, с прилипшими к ней травинками. В голове, словно приступ внезапной боли, появилось мучительное ощущение… чего-то. Мелькнуло и исчезло прежде, чем Розамунда успела осознать, что это было, оставив ее в не меньшем изумлении, чем Джефри. Вместе с ним она озадаченно уставилась на туфли.

— Нет, не искала. — Розамунда была совершенно сбита с толку. — Только прошла по боковой дорожке и по бетону возле стеклянной двери. Понятия не имею, где меня угораздило так вывозиться.

Она с недоумением взирала на испачканные туфли до тех пор, пока они не стали казаться ей чужими. Туфли то увеличивались в размере, то сжимались, то уплывали куда-то далеко, то снова плавно возвращались на ее ноги. Вот именно — на ее ноги. Нельзя забывать, чьи это ноги шлепали по неведомой грязи неизвестно куда. Но она уже так долго молчит — что подумает Джефри?..

Однако это продолжалось, должно быть, не дольше пары секунд. Когда Розамунда взглянула на мужа, он больше не смотрел на ее ноги, махнул рукой на эту загадку.

— Ну что же, — он поднес к глазам часы, прикидывая, что делать дальше, — Эйлин скоро будет здесь… Она говорила — через час или около того…

Джефри встал, подошел к окну и, небрежно откинув в сторону плотную штору, замер на долгую минуту.

— Туман определенно рассеивается, — объявил он через плечо. — Если ее где-то задержал туман, то теперь путь свободен…

Розамунде и с противоположного конца комнаты было видно, с какой пытливой дотошностью он вглядывается в темноту, словно хочет силой вырвать из нее знакомый силуэт; как внутри него зреет радость долгожданной встречи, рука готова взлететь в приветственном жесте, а сам он — рвануться к входной двери…

Надо бы ему сказать, подумала Розамунда. Не дело заставлять его так ждать и надеяться… И в то же мгновение до нее дошла вся абсурдность этой мысли. Ей же нечего сказать. Ей известно не больше, чем ему, — даже меньше, потому что это не она, а он последним видел Линди, последним с ней говорил.

— Это точно она тебе звонила? — услышала Розамунда свой вопрос и сама поразилась — что за чушь лезет в голову?

Джефри резко повернулся в ее сторону:

— Ты о чем? Кто же еще это мог быть?

Хорошо ему спрашивать. Розамунда и сама хотела бы знать, о чем это она. Но теперь деваться некуда — надо сочинить что-нибудь мало-мальски подходящее или же откровенно признаться, что она не в себе из-за жара, и покончить с этим. Она представила скрытое раздражение, с которым Джефри встретит эту новость, его мучительно неловкие попытки проявить сочувствие и озабоченность по поводу этого довеска (или, скорее, помехи) к его тревогам. Нет, ни за что.

— Кто еще это мог быть? — повторил он.

— Ну, я подумала… — Розамунда лихорадочно соображала. — Мне только что пришло в голову: допустим, Эйлин. Все-таки они сестры, и голоса по телефону у них очень похожи. Допустим, это она хотела с тобой о чем-то посоветоваться, позвонила, решила, что ты узнал ее по голосу, и не удосужилась назваться. Могло такое быть? Ей же наверняка есть о чем посоветоваться. Бэйзил и все такое.

На какую-то секунду Джефри дал себя увлечь столь дикой идеей. Но ее слабые места были слишком очевидны и слишком бросались в глаза.

— Почему же она так прямо и не сказала, когда я ей только что звонил? Разумеется, это была не она! Не говоря уже о том, что она тоже не пришла… Нет, это объяснение совершенно никуда не годится!

Да, не годится. Вполне заслуженная нахлобучка — если слова встревоженного человека можно считать нахлобучкой. Розамунда умолкла, поглубже забралась в кресло и скорее почувствовала, чем увидела, что Джефри вернулся на свой наблюдательный пост у окна.

Должно быть, она ненадолго задремала, потому что в следующее мгновение у нее перед глазами оказалась Эйлин. Она стояла в центре комнаты, на светлых волосах поблескивали капли тумана, черты лица от холода заострились. Видимо, она только что вошла, так как все еще была в плаще, застегнутом на все пуговицы, от нее так и веяло улицей. Но они с Джефри уже о чем-то толковали, очень горячо и, как показалось Розамунде, оба разом.

— Нет, правда, Джефри, мне на самом деле ровным счетом ничего не известно! — уверяла Эйлин. — Она мне не говорила, что собирается тебе звонить или встречаться с тобой, вообще ничего. Понятия не имею, что бы все это значило.

— А она не говорила, что ее что-то тревожит? Я хочу сказать — независимо от того, хотела она со мной посоветоваться или нет, могла она из-за чего-то волноваться?

Короткая пауза. Эйлин чуть натянуто хихикнула: